Ханна видела, как у Беа дрожит губа, и понимала, что та считает ее такой же отвратительной, как и Лив.
Бея встала так резко, что стул опрокинулся, и выбежала из комнаты.
— Вы должны ее приструнить, — сухо сказала Эва и положила в рот кусок пирога.
— Каким образом, мама, у тебя есть предложения? — поинтересовался Стоффе с ноткой раздражения в голосе, не теряя, однако, самообладания.
— Это мы с тобой обсудим потом наедине.
Александра со звоном положила приборы в тарелку.
— Нет уж, говорите сейчас. Я имею право присутствовать, когда вы обсуждаете мою дочь.
— Что бы это ни было, я надеюсь, речь не идет о применении насилия, — добавила Ханна.
Остаток ужина прошел в полном молчании. Когда дети вышли из-за стола, Александра поднялась, чтобы убрать посуду. Ханна понимала, что должна помочь ей, но чувствовала себя совершенно разбитой, ее даже слегка подташнивало.
— Сядь, — велел Стоффе.
Александра сделала, как он сказал.
— Сегодня эта журналистка снова была здесь. В нашем доме.
— Что?
— Успокойся, Александра. — Он перевел взгляд на Ханну. — Она узнала во мне того человека, который живет с тобой.
— Ну что ж, скоро все обо всем узнают, — произнесла Александра и бессильно опустила руки, словно бой проигран.
— Да какое все это имеет значение? Может быть, так даже лучше, — ответила Ханна, однако без особой уверенности в своих словах. Она понимала — когда люди узнают об их стиле жизни, это сильно навредит и ее детям, и ей самой. Остатки пирога она доела автоматически, без всякого удовольствия.
— Разве ты не отправил те сообщения на четвертый канал? — возмущенно спросила Александра.
— Конечно же, послал — из «Культурума», чтобы невозможно было отследить, от кого они, но каким-то образом эта журналистка все равно нашла дорогу сюда.
— Что ты сделал? — Ханна уставилась на мужа. — Почему ты не пошел прямиком в полицию и не объяснил, как все обстоит на самом деле?
Она буквально чувствовала, как петля затягивается у нее на шее и горько сожалела, что с самого начала не рассказала правду. Теперь уже поздно.
— А как все обстоит на самом деле? Вы можете мне это рассказать? По словам журналистки, Беа и другие подростки травили и преследовали ее, — раздраженно ответил Стоффе.
— Что? — Александра зажала рот рукой.
— Чертова кукла! — не удержалась Ханна.
— Как ты смеешь так говорить о моей дочери?
— Я слышала в школе, что полиция начала допрашивать детей в связи с убийством Лив. Скоро наших детей тоже допросят.
Ханна изо всех сил старалась прогнать мысли о записке со словом «прости», о вторжении к ним в дом, о телефоне Лив.
— Ты занимался сексом с Лив в тот день, когда ее убили? — повернулась она к Стоффе.
— Послушай, Ханна, я не намерен обсуждать это с тобой или с кем-то другим за этим столом.
— Боюсь, это касается нас всех, потому что в ней обнаружили сперму, и сейчас полиция исходит из того, что ее изнасиловали. У всех мужчин в Стентуне берут пробы на ДНК, к тому же мой директор Юхан видел машину Лив у нашего дома. У него даже есть снимки со школьной камеры видеонаблюдения, которые могут подтвердить, что она побывала в Стентуне в пятницу перед тем как ее убили — помните, когда она подвозила нас домой после ужина.
— Прекрати! — прорычала Эва. — Ни слова больше!
Все смолкли.
После ужина Александра и Ханна убрали со стола, не проронив ни слова.
Стоффе и Эва уселись на диван в гостиной.
Вынося посуду в кухню, Ханна прислушивалась к их разговору.
— Ты должен стать опорой для своей семьи. Может быть, тебе стоит забрать детей домой в Бусэнген? Им полезно было бы уехать от всего этого.
— У меня есть работа, я не могу просто взять и уехать.
— Ты должен справиться с семьей. Иметь несколько жен — большое искусство. Может быть, тебе надо побыть одному, — продолжала Эва, кладя руку ему на бедро.
Не в силах на это смотреть, Ханна пошла в кухню к Александре, которая стояла и мыла большое блюдо, не помещавшееся в посудомоечную машину.
— Эта тетка не в себе. Она меня пугает. Не понимаю, как ты выдерживаешь ее в своем доме. А что, если она заберет с собой наших детей? Я слышала, как они это обсуждали.
— А что, у нас есть выбор? — горестно спросила Александра. — Ты у нас такая умная, ты педагог — у тебя вроде не должно возникать с ней проблем.
— Она ненавидит нас — по крайней мере, меня, она хочет иметь Стоффе, то есть Патрика, в полном своем распоряжении. Нам она всегда завидовала, а теперь дождалась удобного случая. От нее можно ожидать всего.
Облокотившись о кухонный шкафчик, Ханна тут же пожалела о сказанном. Это так типично для нее — говорить не подумав. Когда Ханна пыталась откровенно поговорить с Александрой, получалось, что она ей все рассказывает, Александра же никогда не делилась с ней своими мыслями.
— Александра, — прошептала она. — Нам надо действовать сообща!
В ту же минуту Эва прошествовала в кухню, и Александра не успела ответить. Казалось, их свекровь не любит, когда они разговаривают друг с другом, словно это ослабляет ее позиции.
— Вы не могли бы подвинуться?
Александра отошла в сторону, Эва подошла к мойке и подставила руку под струю холодной воды.
— Видите ли, во время ужина меня укусила оса.
— Ой, надо же! — проговорила Ханна.
— Но я не сказала ни слова… не надо беспокоить других своей болью.
Ханна уставилась на распухшую руку.
Кем надо быть, чтобы так поступить?
23 августа, суббота
Эллен, 08:15
Все сотрудники редакции провожали глазами мисс Марпл, когда она вышла из кабинета Джимми и проследовала к своему месту. Увольнения происходили чуть не каждый день — в рамках реорганизации, как это называло начальство. Линейное телевидение теряет зрителей, на рынке идет битва за аудиторию. Каждый ощущал облегчение, что не его вызвали в кабинет, однако большинство опасалось, что они на очереди.
Эллен покосилась на Джимми, сидевшего в своем стеклянном кабинете. Он выглядел сосредоточенным и собранным, смотрел в монитор, нимало не заботясь о настроениях в отделе.
Мисс Марпл уселась на место, избегая взглядов окружающих. Она прекрасно понимала, что все сотрудники редакции новостей соберутся вокруг нее и начнут задавать неизбежные вопросы, стоит ей продемонстрировать малейшее замешательство.
В ту же секунду у Эллен зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Джимми. Она снова посмотрела на его кабинет — он по-прежнему сидел, уставившись в монитор и прижав к уху трубку.
