Мать посмотрела на свою младшую дочь, которая уже подросла и пошла в первый класс, но когда стояла так, в длинной ночной рубашке, придававшей ей сходство с Мадикен
[1], то казалась совсем маленькой.
— Нет-нет, ничего страшного, — пробормотала Александра, быстро вытирая слезы. — Хочешь — ложись ко мне.
Беа выросла за спиной у младшей сестры как длинная черная тень.
— Где папа? — сурово спросила она.
Александра почувствовала, как Марта прижалась к ней, и обняла ее одной рукой, словно пытаясь защитить.
— Ты прекрасно знаешь, Беа. Вопрос в том, почему вы не спите? Завтра в школу, и мне опять придется сто раз говорить тебе, чтобы ты вставала.
Неделю назад Беа пошла в гимназию
[2], и Александра уже сейчас не знала, как она выдержит эти три года. Ей вообще было непонятно, как она будет справляться с дочерью.
Даже в темноте она увидела, как потемнели глаза Беа. Она не решалась встретиться взглядом с дочерью.
— Вопрос в том, знаешь ли ты, какой век на дворе? Не понимаю, почему ты все это терпишь.
— Ты, конечно, желаешь мне добра, но необязательно говорить со мной таким злым голосом. Ты можешь разбудить бабушку. Пожалуйста, не надо кричать, мне и без того тяжело.
Александре пришлось собрать все силы, чтобы ее голос прозвучал спокойно.
— Все это совершенно недопустимо, разве ты не понимаешь? Тебе нравится пребывать в таком состоянии? Никогда не стану такой, как ты! Интересно, а если люди узнают, как вы живете? Что тогда?
Беа выскочила из комнаты, злобно захлопнув за собой дверь, так, что стены задрожали.
Иметь дочь-подростка оказалось куда сложнее, чем представляла себе Александра. Что ей теперь делать? Бежать за Беа? Но что она скажет? Как объяснит то, что произошло?
19 августа, вторник
Эллен, 7:15
Рулонная штора с грохотом уехала вверх, и утренний свет ослепил Эллен. Казалось, она так и не сомкнула глаз. Сейчас она чувствовала себя еще более уставшей, чем когда ложилась спать, и уже ждала вечера, чтобы снова забраться в кровать.
Ночью ее преследовали разные странные сны. Некоторые казались очень правдоподобными, другие — просто жуткими. Она вся вспотела и наскоро приняла душ, чтобы смыть с себя неприятное чувство.
Спустившись в кухню, она услышала через раскрытое окно, как мама напевает в саду какую-то нескладную мелодию. Человеку неопытному могло показаться, что она в отличном настроении.
Эллен выглянула в окно.
В большой шляпе от солнца на голове Маргарета ходила по саду, поливая свои грядки с приправами. Движения ее были резкими и нисколько не соответствовали мелодии. Таким образом она пыталась скрыть свои истинные чувства — это Эллен точно знала. Она оглядела большую кухню. Все здесь выглядело так же, как и всегда. Унылые серые деревянные поверхности, которые давно пора было освежить.
— Доброе утро, моя дорогая. Хочешь кофе?
Маргарета неожиданно появилась в дверях кухни.
— Я могу сварить новый. Этот стоит уже с пяти часов.
— Спасибо, не надо. Зачем ты поднялась так рано?
— Сад сам о себе не позаботится.
Маргарета сняла шляпу и садовые перчатки и положила на столешницу рядом с мойкой. Эллен отметила, что перчатки совершенно белые и, судя по всему, не прикасались к земле.
— Хорошо спала?
— Да, прекрасно. А ты?
— Как бревно.
Отлично, значит, они обе лгут.
— Радуйтесь, что я обо всем забочусь. Скоро у меня не будет сил, и тогда придет твой черед.
Маргарета вылила кофе, оставшийся в кофейнике.
— Поскольку Эльза… ну и твой брат.
Она замерла, прежде чем налить свежей воды.
— Он собирается переехать в Австралию. Кажется, они купили там виноградники. Даже не знаю — возможно, это кризис среднего возраста. В жизни не слышала большей глупости. Имея все это… Но, видать, верно сказано — на другой стороне трава всегда гуще.
Она отмерила кофе и насыпала в фильтр.
— Когда они перебираются? — спросила Эллен. Она перестала звонить брату, когда поняла, что он всегда говорит одно и то же. Отлично. Здорово. Вот и чудесно. Не имело значения, что именно она рассказывала. Он не слушал. Если бы она переехала в сарай и подсела на героин, он все равно сказал бы: Отлично. Ну вот и хорошо. Всем привет.
— Если они уедут туда, я увижу их еще раз десять от силы до того, как умереть.
— Что? Мама, зачем же так думать?
— А как, по-твоему, я должна думать?
Эллен пожала плечами.
— Не знаю. Мне нужно выпить кофе, чтобы я смогла думать сама.
Она подошла к шкафу, где хранились чашки, и открыла дверцу. Белый лист бумаги, висящий на дверце, вздрогнул от потока воздуха. Эллен окинула взглядом написанные от руки имена друзей и знакомых. Агнета и Йоран Карлстен, 2 детей. Магдалена не замужем, детей нет. София, замужем за Йенсом, 2 детей — Мария 01 и Андреас 05.
Такие списки висели у Маргареты в шкафу, сколько Эллен себя помнила. Каждый раз, когда они ждали гостей или собирались навестить друзей, она освежала память, чтобы задать правильные вопросы.
«Как ваши внуки, Мария и Андреас? А ведь Мария — сколь же ей? Она, кажется, 2001 года — большая уже девочка».
«Боже мой, Маргарета! Как ты все про всех помнишь!»
— Зачем ты вписала сюда Джимми?
В самом низу списка она увидела имя начальника. И приписка другой ручкой: «1 дочь Бианка».
— Почему бы нет? С такой плохой памятью я вынуждена все записывать. Кто знает, вдруг он приедет сюда — а я знаю, что его дочь зовут Бианка. Куда легче будет поддерживать разговор.
Эллен захлопнула дверцу шкафа.
— Ты помнишь, что в десять часов у тебя встреча с доктором Хиральго? Ты будешь встречаться с ним через день, я записала часы на бумажку, которая лежит на письменном столе.
Маргарета бросила на дочь многозначительный взгляд, надела перчатки и шляпу и исчезла в саду.
Эллен налила себе кофе и уселась за круглый кухонный стол. На столе громоздилась стопка газет. Открыв верхнюю, она нашла крошечную статью о погибшей женщине. Полиция допросила соседей, но не нашла свидетелей. Сейчас они просматривают записи камер видеонаблюдения школы и бензозаправки.
