Преображалась и площадь Этуаль, где раньше находилась мастерская Герлена. Ему нужно было найти место большей площади: его маленький цех снесли, чтобы сформировать запланированный городской пейзаж. Фабрика переехала в Пасси, дом номер 4 по рю Герлен. Разумеется, это название улица получила позднее. Она даже познает свои пятнадцать минут славы, когда неподалеку в 1845 году откроется ипподром, который проживет чуть меньше года, сгинет в пламени пожара и не будет восстановлен.
Рядом с новой фабрикой, которую также называли мыловарней, у Герлена был сад, в котором он любил прогуливаться вечерами. Сад этот был результатом великой страсти Пьер-Франсуа-Паскаля ко всем естественным природным ароматам. Он был засажен многими видами фруктовых деревьев: яблонями, вишнями, абрикосами, персиками. Все это можно узнать из «Описательного каталога фруктовых деревьев и прочих украшений сада господина Герлена». Сад был разделен на квадраты и участки, а его красота и разнообразие поражали воображение: 85 видов розовых кустов, 25 видов фруктовых деревьев, 24 вида винограда. В целом – более 130 разновидностей, учтенных на скрупулезно вычерченном плане Герлена.
Спустя некоторое время Пьер-Франсуа-Паскаль обзавелся участком в Нормандии, засаженным яблонями, вишнями, каштанами, миндалем и другими видами деревьев. Он даже пробил отверстие в стене, закрывающей Париж с севера, чтобы получать удобрения напрямую во двор своей мастерской. А воспользовавшись неразберихой во время Революции 1848 года, проложил обходной путь к Елисейским полям, чтобы существенно сократить время на дорогу.
Когда речь заходит о торговле, в этом деле не может быть мелочей. Магазин на улице Мира считался одним из самых шикарных мест того времени. Газеты и журналы восхваляли богатство и элегантность, особенно «высокие зеркала, увитые гирляндами роз», в которые клиенты осматривали себя, дабы привести свой костюм в порядок.
Подобная роскошь не могла не вызвать зависти и даже желания мести. Во время Революции 1848 года министерство иностранных дел, расположенное по соседству, оказалось мишенью восставших. Выстрелы раздавались возле магазина, появились баррикады, и Герлен при свете факелов видел, как противники Луи-Филиппа тащили колесницу с первыми жертвами. Крики «Месть!» доносились даже до него. Опасаясь восставших, Герлен готовился забаррикадироваться внутри, однако революционеры нагрянули к нему раньше. Дом Guerlain поставлял продукцию для многих королевских семей, поэтому на фасаде бутика повстанцы увидели гербы влиятельных родов разных стран.
Подобная деталь, не очень значимая в мирное время, свидетельствовала о том, что Герлен поддерживал власть. Этого вполне хватило, чтобы вызвать ярость у революционеров.
К счастью, Герлену достало духа, чтобы открыть несколько бутылок «вина демократии» и начать переговоры с восставшими. Алкоголь и слова поддержки сделали свое дело. Мятежники вернулись на баррикады, однако фасад все же покалечили.
Спустя некоторое время, когда угар Революции стих, успокоенный, но не желавший идти на уступки, Герлен потребовал от префектуры Сены возместить убытки. Дважды он получал отказ. Было принято постановление об упразднении старорежимных титулов, а также любых их изображений. Таким образом, Герлену пришлось переделывать фасад своего бутика без какой-либо компенсации. Напрасно он рассчитывал на замену выбитых стекол.
Однако он не держал зла на правительство Второй республики. Напротив, Герлен начал поддерживать новую власть, заявляя, что только она способна привнести «мораль, порядок и нравственность в нацию». Представляясь избирателям Соммы как кандидат в депутаты, он признался, что «верит республиканцам», «религии всей его жизни», «будет беречь ее и пронесет через жизнь со всей страстью, на какую способен». Герлен заявил, что располагает «скромной суммой, достаточной для независимости, которую он намерен завещать своим детям». «Да здравствует Республика!» – провозгласил он, отрекаясь от тех, кого называл «людьми привилегированных слоев».
Однако Герлен, как можно подумать, не собирался пилить сук, на котором сидел. Он позаботился о том, чтобы унять свой республиканский пыл и восстановить отношения с клиентурой. В небольшой приписке внизу страницы было сказано, что он не намеревался никому вредить, особенно аристократам. Герлен умел обнадеживать и говорил, что «будет заботиться о благосостоянии представителей знати, в особенности родовитой». За исключением экономии, он признавал за ними «смелость, достоинство, любовь к добру». Однако в политике он предсказывал им отстранение от дел, особенно в законодательном плане. «Их присутствие, – писал он 25 марта 1848 года, – может только вызвать подозрения у демократов».
Несмотря на все эти заверения, на улице Мира так и не восстановились былое спокойствие и оживленная торговля. Волнения не утихали. Особенно те, что касались президента (и императора впоследствии) Бонапарта.
Беда не приходит одна. Тринадцатого мая 1849 года умер отец Герлена, Луи-Франсуа. Герлен воспринял его потерю близко к сердцу. За последние годы они очень сблизились. После бегства из Абвиля Пьер-Франсуа-Паскаль мало-помалу возвращался в родовое гнездо, ища совета у отца, против которого восставал ранее. Со временем он стал восхищаться тем, как отец выстроил свою карьеру ремесленника, помог ему получить прекрасное образование и, конечно, привил необходимые ценности.
Герлен знал, что многим обязан отцу, и желал многое дать своим детям. Больше всего он мечтал о том, чтобы зажечь в них настоящее пламя, страсть к ремеслу парфюмера, а потом оставить им в наследство свое предприятие. С этой целью Пьер-Франсуа-Паскаль наблюдал за их образованием. Он отправил Эме в Англию, но также подталкивал к учебе и Авеля, который унаследовал страсть матери к эрудиции и стал бакалавром факультета изящной словесности.
Габриэль учился в Институте Блоаде-Даррагон, в классе коммерции. Это заведение находилось на рю Бас-дю-Рампар, в сердце 9-го арондисмана
[25]. Именно Габриэль желал перенять семейное дело. И Герлен хотел дать сыну наилучшее образование.
Смена поколений завладела мыслями Герлена еще со времен Второй империи. В 1851 году он потребовал эмансипации своих несовершеннолетних детей, чтобы иметь возможность заложить дом. Для этого снова собрался семейный совет, на котором были выработаны принципы преемственности.
Как и любой сын своего времени, Герлен рассчитывал на мальчиков, но не сбрасывал со счетов и дочерей.