Римляне вменили себе в закон — ненавидеть всех царей, очевидно, потому, что у них были такие цари, от одного имени которых они краснеют, — туземные пастухи, сабинские гаруспики, коринфские изгнанники, этрусские рабы и их сыновья.
Римляне гордятся своими основателями, Ромулом и Ремом. Как они сами говорят, основатели их государства вскормлены сосцами волчицы! Поэтому у всего римского народа и души волчьи, ненасытные, вечно голодные, жадные до крови, власти и богатств».
Моя родословная благороднее, чем у римского плебейского сброда, хвалится Митридат.
«Предков со стороны отца я могу назвать Кира и Дария, основателей Персидского государства. Со стороны матери я происхожу от Александра Великого и Селевка Никатора, основателей Македонской державы. Более того, подвластные мне народы не только равны народам Римской державы: ни один из народов, мне подвластных, не знал над собой чужеземной власти, никогда не подчинялся никаким царям, кроме отечественных, взять ли Каппадокию или Пафлагонию, Понт или Вифинию, а также Великую и Малую Армении, не говоря уж о Скифии!
До меня только два царя, Дарий и Филипп, некогда осмелились не то что покорить, а только вступить в Скифию. Защитой же скифам служат — помимо оружия и храбрости — незаселенные степи и холода. Эти великие цари с трудом спаслись оттуда бегством. К войне я приступал с робостью и неуверенностью, так как сам был в то время неопытен и неискушен в военном деле. Теперь у меня именно из этой страны набрана большая часть войска.
Теперь же я начинаю войну при других условиях. Ведь нигде нет такого мягкого климата, как в Азии, более плодородной почвы, нет страны более приятной из-за большого количества городов. Эта война, о которой трудно сказать, будет ли она более легка или более выгодна, станет скорее празднеством, чем походом. Ведь вы слышали о недавно накопленных богатствах царства Аттала и о древних сокровищах Лидии и Ионии, которые мы идем не завоевывать, а вступить но владение ими!
Я уже покорил весь Понт, овладел Каппадокией, Пафлагонией и Боспором, которые принадлежали мне по праву наследования. Я единственный из всех смертных покорил Колхиду и Скифию. Мои воины и мои враги могут быть свидетелями моей справедливости и щедрости».
Вся Азия ждала меня, заявил Митридат. Просто представьте себе, какая великая армия получится у нас, если вы последуете за мной к славе!
Возбудив энтузиазм своих последователей словом и делом, Митридат, царь-спаситель Азии, с головой увяз в омуте своей пожизненной борьбы против Рима. Его основными целями теперь было консолидировать свою власть в Южной Анатолии, продемонстрировать господство на море в Эгеиде, изгнать римлян с Востока и освободить Грецию. Если сенат решит послать против него Суллу или Мария, то он хотел оказаться в самом выгодном положении. Лучше будет победить римлян позже, в Греции, чем сражаться с ними на территориях, которые он, Митридат, уже успел занять. Итак, владея анатолийским побережьем и входом в Эгейское море, Митридат призвал флотилии пиратов и другие корабли союзников, чтобы те присоединились к его понтийской армаде, которая отправилась из Черного моря в Эгейское, дабы занять Родос. К этому острову устремились также и Аквилий и Кассий.
Сокровища и страсть
Митридат продолжал идти через Южную Анатолию в сопровождении свиты из «спичрайтеров», евнухов, врачей, телохранителей и войск. Граждане Эфеса отпраздновали прибытие Митридата, свалив статуи, которые римляне воздвигли в их городе. Митридат отплыл на остров Кос, где его приняли с ликованием. Народ Коса передал целый клад из денег и сокровищ, который разместила в храме Асклепия на хранение царица-регент Египта Клеопатра III (супруга Птолемея VIII, наследника лучшего друга Александра Великого). И одним из этих сокровищ оказался ее внук, юный сын царствующего правителя, египетского царя Александра. Легкоуправляемые царские наследники могли оказаться очень полезны: Митридат принял мальчика к своему двору и вырастил его со своими сыновьями.
Среди сокровищ Клеопатры были великолепные произведения искусства, статуи, картины, вазы, фаянс, драгоценные камни, ювелирные изделия, царские одежды и сундуки с золотыми и серебряными монетами. Целый караван с драгоценностями послали с многочисленной охраной в Понт. Одна вещь была совершенно особенной: она хранилась в кедровом сундуке и была тщательно обозначена ярлыком — антикварный выцветший пурпурный плащ, который некогда украшал плечи Александра Великого. То, что Митридату удалось завладеть этим драгоценным памятником старины, придало уверенности и самому царю, и его последователям: он — истинный наследник Александра, тот, кто сможет освободить Грецию от римского ига.
Митридат увез с Коса также огромный клад монет — 800 талантов. Если верить иудейскому историку Иосифу Флавию, монеты предназначались для Иерусалимского храма, и иудеи Анатолии отправили его на Кос на хранение
[261].
Затем Митридат захватил Стратоникею, где смешивались македонские и местные традиции: город поддерживал мятеж Аристоника. Именно в Стратоникее (согласно Аппиану, а может быть, и в Милете, как писал Плутарх) внимание Митридата привлекла молодая и эгоистичная македонская женщина. Монима, дочь знатного гражданина Филопоэмена, была красавицей, «о которой много говорили греки». Плутарх пересказал завораживающую историю о сватовстве к ней.
Рис. 7.4. Митридат и Монима, пытавшаяся выторговать себе титул царицы. Иллюстрация к пьесе Расина «Митридат» (художник неизвестен)
Все прекрасно знали о том, что случилось с первой женой Митридата — его сестрой Лаодикой; все знали и о том, что царь не желал сделать никакую другую женщину своей официальной супругой-царицей после предательства Лаодики. Митридата Монима очень привлекала. Он счел, что она станет жемчужиной его гарема, и начал переговоры с ее отцом.
Но сама Монима отвергла предложение Митридата — пятнадцать слитков золота. Ей нужно было больше. Монима потребовала брачного договора и стала настаивать, чтобы Митридат предоставил ей царскую диадему и титул царицы. Митридат считал Мониму неотразимой. Царь вырос среди сильных и своенравных женщин, был по характеру отчаянным азартным игроком, и его привлекали мощные личности, чей интеллект дополнял его собственный. В последний десяток лет встречи царя с женщинами ограничивались лишь легкомысленными свиданиями в гареме. Монима знала, что победа — афродизиак. Митридат ликовал из-за своей удачи, чувствовал энтузиазм и согласился на условия девушки. Царские писцы приготовили брачный контракт, и золото передали Филопоэмену. Митридат назначил отца Монимы своим управителем в Эфесе. После того как царь повязал пурпурно-золотую ленту вокруг головы своей новой царицы, пара удалилась в частные апартаменты в дворце Пергама, дабы познакомиться поближе
[262].
