— Все, уже не болит. Ой, смотри… -
Я наклонилась вперед и вытянула из груды мелкой, как фасоль, гальки розовый диск с широкой голубой прожилкой посередине. — Смотри, какая красота.
Необычный плоский сердолик с двумя дырочками словно светился у Ясона на ладони.
— Кажется, я знаю, что это такое. — Тихий щелчок, и диск в его руках превратился в две одинаковые половинки. Теперь он держал двух розовых гладко отполированных дельфинов. — Афродита нас благословила. Ты понимаешь, что это значит?
— Ты понимаешь, что это значит? — Донеслось до меня словно издалека.
— Да, мама. Мы с Ясоном теперь принадлежим друг другу.
— Ох ты, ребенок мой, ребенок. Девочка ты моя, счастливая-несчастная.
— Почему несчастная?
Я действительно не понимала, как может быть несчастной женщина, обретшая истинную любовь.
— Я тебе не рассказывала, ты не знаешь, наверное… но твоя прабабушка Анна, бабушка моя, тоже вышла замуж на алтаре богини. Это потом они с прадедом уже венчались в церкви. И жили счастливо. Целых два года. А потом случилась война, и ее муж ушел в наш Гераклейский батальон. А потом его убили, и прабабушка осталась вдовой в восемнадцать лет.
Конечно, я знала. Мой прадед Константин Аламиди сражался и погиб на нашей земле. Моя бабушка Анна принесла его на своих плечах из Инкерманской бухты и похоронила на кладбище Ламоса, в землю которого из века в век ложились мои предки — Аламиди, Ставракисы, Ангелы, Фасулаки, Псарасы. Там же лежали и предки Ясона, и его родители Катерина и Тео Нафтисы.
— А когда Ламос освободили, — тихо говорила у меня над головой мама, — Анна с маленьким Никосом, моим отцом, вернулась домой… ну, то есть на то место, где стоял наш дом. Она сама его отстроила, правда совсем маленький, и там вырастила своего сына. Замуж она больше не вышла, хоть и была редкой красавицей. Говорила, что живой или мертвый, но Константин все равно ее муж, и другого ей не нужно. Там, за чертой, которая отделяет синее небо от синего моря, он обязательно ждет ее.
Мы еще немного посидели вот так, обнявшись, и, наконец, мама добавила:
— А Ясона твоего так больше никто и не видел. После того пожара в порту исчез, как не бывало. — Заметив, что плечи мои задрожали от сдерживаемых слез, она то ли спросила, то ли заметила про себя: — Значит, ты будешь просить богиню за него.
— Да, мама.
Я выпрямилась и шмыгнула носом.
— Ну, Бог с тобой. Попытайся. — В руки мне опустился все тот же кувшин с вином. — Старые боги еще сильны на нашей земле. А я буду за вас Богородицу молить. Иди, Медея.
Спуститься в маленькую бухту под нашим виноградником я могла бы и в кромешной темноте, и с завязанными глазами. Труднее было остановиться у кромки воды, не пойти далеко-далеко по лунной дорожке, вплавленной в неподвижное черное стекло воды.
Я помнила: говорить нужно первое, что придет в голову. Именно это лежит у тебя на душе. Поэтому просто запела:
Синее море, белая пена,
Бурных волн бесконечная смена…
Ходят у ног моих травы плавучие…
Теплая волна лизнула мои босые ступни.
…Крабы корявые, рыбы плавучие…
Ветерок теплой рукой коснулся лица, отводя за спину пряди волос.
…А надо мной летят мои любимые
Ветром гонимые чайки морей.
Стихли цикады в кустах над тропинкой, не слышно стало даже музыки из дальних таверен на набережной. Берег настороженно прислушивался, что же я скажу дальше.
Что ты скрываешь за горизонтом
Море синее в мареве желтом…
Через шесть часов взойдет солнце, раскалит воздух, и морская даль станет именно такой, какой я сейчас видела ее закрытыми глазами. А пока я просто наклонила горлышко кувшина и тонкой струйкой начала выливать вино себе под ноги.
…Знаю — за той чертой,
За поволокою,
За волоокою далью далекою…
Дальше слова пришли сами собой:
Знаю — за той чертой,
Ты навсегда со мной
Ласковым днем
Или в буре морской.
Маленькая волна покатилась от моих ног по поверхности воды. Прямая лунная тропа заколебалась, пробежала рябью, а потом исчезла, разорванная блестящей черной спиной. До меня донеслось тихое фырканье — дельфины. Я подняла лицо к звездному небу и позволила слезам свободно стечь по вискам в волосы. Афродита Понтийская, покровительница влюбленных и моряков, меня услышала.
ГЛАВА 1
Восемь лет спустя
МЕДЕЯ
Я стояла, прислонившись к капоту старенького пикапа, который использовался в нашей семье для недальних поездок и перевозов небольших грузов. Быстрый взгляд на часы подсказал, что маршрутный катер с туристами придет минут через пятнадцать. Хорошо бы заказчики успели к пирсу раньше, чем начнется утренняя толкотня на причале. Перегрузить товар они успеют в считанные минуты — перекинуть из кузова грузовичка десять ящиков вина и две большие канистры не займет много времени у мужчин, с детства приученных к суровой работе на море.
В глубине бухты показались две белые точки. Быстро приближаясь, они увеличивались в размерах и, наконец, превратились в маленькую белоснежную яхту и большой рыбачий баркас. Над капитанской рубкой баркаса гордо развевался флаг цвета индиго с двумя перекрещенными рыбками. Хозяева судна звались Ставридисами, и этим все было сказано.
Лодка почти не замедлила хода, а с ее борта ловко, словно с подножки трамвая, на доски причала шагнул глава семейства Юра Ставридис. Не снижая скорости и не оглядываясь назад — сыновья пришвартуются и без его указаний — он направился прямо ко мне.
Вот он, листригон до мозга костей — просоленный морской водой, провяленный солнцем и ветром, веселый, как дельфин, и нахальный, как чайка. Со всех сторон красавец, одним словом.
Я уже ждала, открутив крышку с маленького, объемом в чайную кружку, термоса:
— Поздравляю, дядя Юра. Молодым счастья, а вам с тетей Алексой внуков, побольше и побыстрее.
— Вот это правильно. — Пощекотав мне щеку роскошными усами, он принял у меня из рук термос, сделал первый глоток, довольно крякнул и осушил емкость до дна. — Доброе вино. — Юра с видом знатока прислушался к тому, что сейчас происходило в недрах его необъятного организма. — Чувствую, я от него лет на десять помолодел. Это что же за сорт такой?
— Купаж, дядя Юра. Мой собственный. Называется «Золотое руно».
— Ишь ты, — недоверчиво протянул старший Ставридис, принципиальный любитель «чистых» вин. — Ладно. В следующий раз возьмем его. Вон когда Алексис женится.
Алексис, здоровый загорелый, как жареная камбала, парень только оскалился белозубо и кивнул на коробки в кузове моей машины:
