— Думаешь, приглашу тебя войти?
Я уже минут пять сжимал в карманах вспотевшие кулаки, но ухмылка получилась самая что ни на есть самоуверенная.
— Тебе решать, Медея. Ты знаешь, чем это может кончиться. Я ведь тот самый Серый Волк, о котором тебе рассказывала бабушка.
Угадал. Наверняка, рассказывала. Потому что моя Красная Шапочка смерила меня хмурым взглядом и пробормотала:
— Да пошел ты, Ясон.
Развернулась на каблуках и скрылась в номере. Перед моим носом громко хлопнула дверь ее номера.
МЕДЕЯ
Второй день Салона превзошел самые смелые мои ожидания. Семь из девяти сомелье готовы были включить «Золотое руно» в винную карту своих ресторанов. Пачка визиток разошлась за полчаса, а многократно расцелованную правую руку хотелось вымыть не то, что с мылом — с карболкой. Взамен я положила в сумочку три контракта, за один день реализовав половину моего погреба.
Мсье Жерар рядом со мной держался победителем. Он дал самые лестные отзывы о вине, познакомил с двумя янки и одним кастильцем и настоятельно советовал не связываться с бессарабами. Надо же, отец говорил то же самое.
Взамен я пообедала с ним, а затем поцеловала в щечку в полуфинале между конкурсами по приготовлению аперитива и исправлением винной карты. Так как старенький бонвиван председательствовал в жюри, до вечера я могла его не опасаться.
Соображать, как отвертеться от совместного ужина, не пришлось. Снова рядом возник Ясон в белоснежной льняной рубашке и брюках, с хозяйским видом приобнял за талию и утянул в сторону выхода.
Я не сразу сообразила, что такси, в которое он меня запихнул, едет не в сторону отеля, а в порт.
— Мы уезжаем?
— Ну, конечно. Как раз успеваем на пятичасовой.
В принципе, план мне нравился, но…
— Я же не расплатилась за отель!
— Уже.
— А мои вещи?
— Сумка в багажнике.
— Ты что, — я задохнулась от возмущения, — рылся в моих вещах?
— Зато ничего не забыл, — он была сама невозмутимость. — Можешь убедиться.
— А как ты попал в номер. Где взял ключ?
Он посмотрел на меня с преувеличенным удивлением:
— Ты же сама мне его дала. Утром, помнишь?
Еще как помнила! Выходя из номера, заперла дверь, с ключом в руках развернулась и внезапно уткнулась лицом в загорелую твердую грудь под белой уже порядком помятой рубашкой. Сказать ничего не успела. Меня крепко сжали, приподняли над полом и минуту не давали дышать, запечатав рот сухими, горячими губами.
Очнулась в конференц-зале на своем месте в первом ряду. Аплодисменты, контракты, мсье Жерар — все.
От этих воспоминаний по телу снова пробежала сладкая дрожь, и я поспешно отвернулась к окну, избегая внимательного взгляда синих глаз. Собственно, спорила я больше из принципа, потому что ужасно соскучилась по сыну. Как он там без меня, мой маленький?
О Тесее я продолжала упорно думать на катере, и когда Ясон усадил меня ближе к носу, и когда принес пластиковую бутылочку с яблочным соком.
Солнце медленно погружалось в воду, розовая полоса на горизонте расширялась, но под носом нашего катера она выцветала до нежно-лавандового цвета. При появлении слева вдалеке высокого креста над голой скалой, все дружно встали и трижды перекрестились. Мыс Фиолент. На его камни впервые вступил в Тавриду Андрей Первозванный. А двести лет назад погибающим в бурю рыбакам здесь явился Георгий Победоносец и спас их от смерти.
— «… укрепи данною тебе благодатию во бранех православное воинство, разруши силы востающих врагов, да постыдятся и посрамятся, да дерзость их да сокрушится… и всем, в скорби и обстоянии сущим, многомощное яви свое заступление…» — Тихо прочитала я слова молитвы Святому Георгию.
Ясон закончил спокойно и уверенно:
— «… да прославляем Отца, и Сына и Святого Духа и твое исповедуем предстательство ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
Словно лишь ожидая этих слов, розовый свет залил палубу, окрасил белоснежные борта катера и напитал собой морскую воду. Казалось, источник света находится где-то глубоко под нами.
— Какая красота, — ахнул женский голос за спиной. — Мужчина, — на плечо Ясону легла женская ручка с острым маникюром, — не сфотографируете меня на фоне заката?
Еще одна гиена, молча обозлилась я. Кажется, у нас с брошенной Оксаной обнаружилось кое-что общее.
Дамочка в коротких шортиках позировала боком, выгнув спину, затем присев на перила и вытянув перед собой колбасные ножки, затем, наконец, наклонилась глубоко вперед и продемонстрировала пару футбольных мячей.
— Пожалуйста, ваша камера…
— Ой, а можно еще?
Я прошла ближе к носу и повернулась в сторону не такой уже далекой земли.
После короткой паузы до меня донеслось:
— Ой, а еще…
— Спасибо, я все уже разглядел.
Сзади согласно захихикали, но продолжения не последовало. Ясон подошел ко мне и встал рядом. Я злилась. Мнение о женщинах, пристающих к чужим мужчинам глаголом жгло кончик языка, свербило в носу и грозило выйти даже через отверстия для разговора, собственно, не предназначенные.
Ясон молчал. Как обычно, он чувствовал мое настроение, зараза.
— Уже все? — Поинтересовалась я наконец. — Что так быстро?
Он пожал плечами:
— Мне и этого времени на нее тратить было жаль.
Да ты восемь лет на этих профурсеток потратил! Моих восемь лет!
— Ну, телефончик записать — это же пять секунд. Может, еще не поздно? — Сама удивилась, каким ядом сочился мой голос.
Зато Ясон был спокоен, как удав:
— Зачем она мне? У меня жена есть, между прочим.
Ах, так я ему жена? Может, у меня еще и обязанности какие вдруг обнаружатся? Столько лет прошлялся непонятно где, а теперь права предъявляет?
— Разве? — Меня уже несло, как взбесившуюся лошадь к обрыву. — А ты свой паспорт давно читал? Сколько жен у тебя там вписано? Может, я чего-то не знаю?
— Медея, не надо, — меня попытались обнять, но я вывернулась и отступила назад, глядя на него разъяренной кошкой. — Мою жену дали мне боги. Это навсегда. Такие узы так просто не сбросишь.
Значит, узы? Вот так, да?
Его пальцы скользнули по моей ключице, погладили мимолетно вмиг воспламенившуюся кожу и потянули за тонкий коричневый шнурок. Из-за ворота блузки вынырнул сердоликовый дельфин.
— Мы связаны, ты сама это знаешь. И знаешь, что навсегда.
Это казалось мне таким несправедливым. Он мог, не попрощавшись, исчезнуть на годы, объездить полмира, а потом заявиться в Ламос в полной уверенности, что его здесь ждут. А я? Я все это время сидела дома, растила сына и снова и снова перевязывала тот дурацкий свитер, как долбанная Пенелопа… как дура.
