– Ладно, – сказал Фергюс, бессовестно вторгшись в их уединение, – думаю, она поняла. Ничего сложного. Вообще-то, – пояснил он, повернувшись к Сэм, – это суперпросто. Выходишь на Уайтчепел, идешь напротив на Кавелл и упираешься прямо в Нельсон-стрит.
– Хочешь, мы пойдем с тобой? – спросил Элиот, не обращая внимания на отчаянную мимику приятеля.
Сэм дернула подбородком с нескрываемым облегчением. Сама себе в этом не признаваясь, она еще ощущала стресс после нападения. Даже есть не могла.
– Вам не трудно?
– Лично я свободен… У меня на сегодня ничего не намечено.
– На другие дни, кстати, тоже… – мрачно добавил Фергюс, косясь на тарелку Сэм. – Ты не ешь свою самсу?
– Бери, – предложила она, отодвинув тарелку, – я больше не хочу.
Она встала и с кошельком в руке пошла расплачиваться. Повар даже не заметил, как она подошла. Завороженный кадрами, он был на другом меридиане, преодолев полдюжины часовых поясов. Он уже воображал себя на месте героя-любовника в шелковом тюрбане, с украшенной каменьями саблей на поясе, и протягивал руки к принцессе, чтобы проворковать ей про свою любовь. Напевая вполголоса их дуэт, он машинально протирал губкой раковину, устремив взгляд на пламенеющие отсветы дворца, озаренного светом свечей.
Он, кстати, отдаленно походил на героя, то же раннее брюшко, те же лоснящиеся усы, те же брови, красиво выгнутые двумя черными дугами.
Сэм вовсе не хотелось отрывать его от грез, она и сама чувствовала на себе взгляд Элиота, и наивное восхищение в его глазах странно ее волновало. Она вздрогнула, когда Фергюс хлопнул ладонью по стойке, чтобы привлечь внимание повара. Тот, недовольный, быстро повозил тряпкой, почесал ухо, нажал кнопки на кассе, выбил чек, дал сдачу и без единого слова вернулся в страну белых слонов.
На улице еще похолодало.
– Ты всегда такая? – спросил Фергюс Сэм, застегивая молнию своего бомбера.
– Какая?
– Ну, не знаю. Ты стояла там у стойки, ждала и молчала, я думал, тоже в фильм вперилась.
– Мы никуда не спешим.
– Странная ты девчонка. Как будто паришь в невесомости. А надо иногда приземляться.
Они доехали на метро до Уайтчепела, пересекли бульвар и пошли вниз по Кавелл-стрит.
Втянув голову в плечи и сунув руки в карманы, девочка стучала зубами от холода, но Элиот не решался взять ее под руку и прижать к себе. Он даже подумал было снять свою военную куртку и набросить ей на плечи как накидку, что казалось ему высшим изыском, но испугался упасть в глазах Фергюса, который посчитал бы, что после такого рыцарского обращения можно в лучшем случае отправляться в психиатрическую лечебницу. Он лишь ускорил шаг, чтобы согреться.
– Номер дома хотя бы у тебя есть? – пошутил Фергюс.
– Не держи меня за дуру, – отбрила его Сэм.
7
Они остановились у трехэтажного дома из темного кирпича, скромного и банального, ничем не отличающегося от соседних. Теперь, когда они пришли, Сэм ужасно боялась разочаровать свою подругу. Все фразы, которые она заготовила заранее, куда-то улетучились, примерно так же было в ее первый визит к психологу. Она так и видела себя перед его дверью, оцепеневшую от страха и готовую к суровому приговору о незначительности своей персоны.
– Ты уверена, что это здесь? – спросил Элиот.
Она достала блокнотик.
– Да, да.
– Имени нет. Позвоним?
Сэм тщетно давила на кнопку звонка.
– Она живет одна?
– Да.
– Попробуй еще раз, может быть, она не слышала.
Новая попытка тоже не увенчалась успехом.
– Или она работает, – предположила Сэм. – Она всегда включает музыку, когда работает.
Фергюс, поморщившись, смерил взглядом фасад.
– Не знаю, что она слушает, но не рэп и не техно. Даже басов не слышно.
– Баха, – пробормотала Сэм себе под нос.
Она позвонила еще раз, дольше. Ответа не было.
Сэм отлично помнила последнее письмо Мэдди.
Если однажды окажешься в Лондоне, заходи ко мне. Предупреждать заранее не надо, я обожаю сюрпризы. Просто позвони в дверь. Я всегда дома, можно сказать, никуда не выхожу и буду очень рада тебя видеть.
Ей и в голову не пришло усомниться в этих словах. Тем более что они были написаны на бумаге с подписью внизу. Красивым наклонным почерком, изящным и энергичным. У самой Сэм почерк был куда более неуклюжим. Диана, ее мать, так и говорила, что Саманта «пишет как курица лапой».
«Мне же не приснилось, – думала она, – это было написано черным по белому. Нельзя же так отпираться от своих слов».
Ей было горько и обидно.
– Окей, – сказал Фергюс. – Не ночевать же нам здесь. Извини, Сэм, но, прежде чем являться к людям, принято звонить. Ясно, никого нет дома. Ты идешь, Элиот?
– Этого не может быть, – пролепетала Сэм.
– Она, может быть, вышла в магазин, – предположил Элиот, – или у нее дела в городе.
– Типа на свиданку пошла, – прыснул Фергюс.
– У нее парализованы ноги, – возразила Сэм. – Вряд ли она рискнет высунуться на улицу в такую погоду, особенно в инвалидном кресле. Тротуары – просто каток.
– Как ее зовут? – спросил Фергюс, открывая телефонный справочник в своем мобильном.
– Если ты ищешь городской номер, это бесполезно, она в красном списке. Даже у меня его нет, – отозвалась Сэм.
У нее сжалось сердце, когда она представила Мэдди в больнице или того хуже. Кому она сможет объяснить, что значила для нее их переписка? Без дружбы Мэдди, без теплоты, которую она выражала так хорошо подобранными словами, Сэм бы не выкарабкалась. Она поклялась себе навестить ее. Погодные условия и вынужденная посадка предоставили ей такой случай раньше, чем она предполагала.
И вот пожалуйста – Мэдди нет.
– Как ее зовут-то? – спросил Фергюс.
– Мэдди.
Он отступил на три шага, сложил руки рупором и завопил во всю силу легких:
– Мэдди? Эгей! Мэдди!
С тротуара напротив Сэм увидела, как шевельнулась занавеска и мелькнуло встревоженное лицо, тотчас снова скрытое тюлем; видение было таким мимолетным, что она не знала, не почудилось ли ей.
– Постой, да она дома, твоя старуха! – возмутился Фергюс. – Охренеть, я только что ее видел.
Он неистово давил на звонок секунд пятнадцать.
Сэм кинулась к нему и дернула за рукав.
– Ты совсем спятил! Прекрати, Фергюс! Пожалуйста, прекрати сейчас же!
Он смерил ее взглядом, резко вырвав руку.
