— Я не знаю, госпожа. Будет завтра и будет ответ на твой вопрос! — а затем добавил сухо. — На сегодня мы закончили.
Я положила на место меч и задумчиво посмотрела на мужчину. Но больше ничего не спросила и, спустя мгновение, уже спешила прочь из тренировочного зала на двор, где меня дожидались рабыни во главе с Наимой. Думать о странном поведении аббаса не хотелось, тем более, что все мои мысли теперь занимала последняя ночь, которую я проведу с мужем. Даже представить себе не могла, что уже завтра он покинет дворец и уедет из города, оставив меня одну. Никак не могла поверить, что буду без него… Одна. Само слово прозвучало глухо и отдалось болью в сердце. Но я ничего не могла поделать. Удержать подле себя мужчину и воина… смешно даже подумать о таком. Шаккар слишком мужчина. Он воин и мне надо принять это и просто надеяться на лучшее, но как же тяжело отпустить любимого человека, зная, что он может больше не вернутся. Что ты больше никогда не увидишь его рядом, не почувствуешь его руки на своих руках, не увидишь темного взора горящих глаз и не услышишь сладкое: «Моя Майрам!»
«Не думай о плохом, — сказала себе, — и перед Шаккаром веди себя так, чтобы он понял, как тебе тяжело отпускать его, но и при этом знал, что ты всегда будешь его ждать и молить богов о его спасении!» Мне оставалось только это.
Еще один город догорал на закате. Кутаясь в дым, умирали дома, догорали дотла, оставляя после себя только обгоревшие остовы и обуглившиеся каменные столбы. Давлат смотрел на закат и думал о том, что каждый новый день приближает его войско к заветной цели.
Сколько лет вынашивал он планы мести. Сколько лет надеялся, что вернут своему народу былое величие и славу, что снова затрепещут перед силой его враги, что земля оросится кровью и дадут всходы алые ростки смерти.
Глядя на пылающее солнце, тонувшее в мареве из дыма и дара, на вздрагивавший красный шар, цвета свежей крови, мудрец улыбался. За его спиной раздавались такие привычные слуху звуки: крики боли и стенания, женский плач и дикий смех тех, чем разум не вынес ужасов произошедшего.
«Пусть кричат и плачут, — подумал старик, — пусть выльют свои слезы и боль, пусть напитают ими моих людей. Уже скоро мы двинемся дальше и город за городом будем оставлять Вазира без поддержки его союзников, а затем нападем на его столицу, сметем ее с лица земли, и я создам новый народ, который будет таким, как раньше. Бесстрашный и безжалостный. Нам покорится весь мир!»
Далеко идущие планы Давлата и его размышления были прерваны появлением Инара. В руках у воина была крепкая клетка с ястребами. Почуявшие дым и кровь птицы бились в стены клетки, истошно кричали, напуганные и возбужденные запахами страха и ужаса, витавшими в воздухе.
— Что прикажете делать, повелитель? — спросил Инар, опустившись на одно колено и поставив у ног старика клетку. Огромный змей, дремавший у ног мудреца, заинтересованно приоткрыл один глаз и посмотрел на испуганных птиц.
— Это те птицы, которые приносили вести Вазиру в Хайрат? — спросил мудрец.
— Да, повелитель. Ловчий, до того, как я отрубил ему голову, признался в этом и указал нужных нам ястребов. Я посадил их в одну клетку и принес вам.
Давлат кивнул.
— Сделай то же самое, что и в прошлый раз! — приказал он. — Окропи кровью крылья и намочи их лапы на рассвете и отпусти. Пусть принесут вести повелителю Вазиру. Пусть знает, что я иду, что я близко. Пусть страх и отчаяние родится в его сердце!
— Да, повелитель! — кивнул воин.
— И впредь, — остановил Инара Давлат, когда тот уже поднялся на ноги и стал было пятиться назад.
— Что, мой господин?
— Отныне, всех птиц, которые являются источником сообщения с Хайратом, будешь отпускать подобным образом, — приказал старик.
Инар поклонился и ушел, унося с собой клетку.
Кровавое солнце упало за горизонт.
На ужине я старалась казаться веселой, хотя получалось прескверно. Это замечали все, но в глазах Шаккара я видела признательность, а во взгляде Сарнай злую насмешку. Я смотрела в ответ на рыжую воительницу и думала о том, что страшно завидую ей, жалея о том, что не я, а она, отправится вместе с принцем на войну, что не я, а она будет все время рядом, будет заботится о нем, оберегать в силу своих возможностей. а я? Буду сидеть на своих подушках и терпеливо ждать, как положено хорошей жене. Ждать и учиться, чтобы хоть как-то занять свой досуг, а ночами плакать в подушку и думать о Шаккаре, надеясь, что с мужем все хорошо, что он не ранен, что сыт и рядом есть дружественное плечо.
Пир получился печальным. Танцовщицы не радовали глаз, вино не пьянило, музыка не вызывала эмоций в сердце. Чем ближе становилось страшное завтра, тем сильнее я понимала, что скоро Шаккар уедет. И уедет не на простую прогулку или за данью!
Как же было страшно.
Мои руки покрылись холодным потом, и я прятала их в складках платья, безуспешно пытаясь согреть. Шаккар сидел рядом с отцом, и я видела, что старый повелитель едва сдерживает свои чувства, так похожие на мои собственные. Он, как и я, боялся потерять сына и наследника.
Но вот пир окончен. Шаккар протягивает ко мне руку, и я принимаю ее, глядя в его темные глаза и понимая, что это наша последняя ночь перед долгим расставанием. И все, что я могу ему дать, это свое тепло, свое тело и свою любовь….
Мое сердце он получил уже давно.
Мы впервые идем в покои принца. В комнатах горит свет. Здесь просто и уютно на мой взгляд. На полах ковры, по углам вазы с цветами, а ложе — широкое, словно поле, усыпано лепестками роз.
Шаккар подвел меня к своей постели, но прежде чем он успел что-то сделать, я решила взять в свои руки инициативу. Потянулась в его поясу и стала медленно, стараясь смотреть в глаза мужчине, распутывать широкий узел. Снять халат оказалось легче, чем я думала. Под ним к принца оказалась дорогая расшитая рубашка с завязками на груди.
— Продолжай! — шепнул муж и посмотрел на меня сверху вниз да так откровенно, что щеки покрылись румянцем, но мою запоздалую стеснительность скрыл полумрак, царивший в покоях.
Развязала рубашку на груди и запустила руки под тонкую ткань. Скользнула по крепким мышцам, зацепила плоские соски и почувствовала, как они начали твердеть под моими пальцами. Но моим рукам оказалось мало этой победы. Они обрели свою волю и бесстрашно выбрались наружу с одной только целью, чтобы тут же спуститься вниз, проделав медленный путь по твердому животу и еще ниже, туда, где ощутимо выпирал из ткани шаровар мужской детородный орган.
Сама не знаю отчего, едва провела пальцами по скрытому от глаз члену, как перед взором все поплыло, будто в дурманящей дымке. Мой повелитель тихо застонал, и я осмелела настолько, что буквально сорвала с его плеч рубашку. Руки взлетели птицами вверх и потянули одежду…Тонкая ткань поддалась моему порыву… я без жалости отшвырнула ее прочь, а затем сделала шаг назад, к ложу и сняла украшения.
