Ворота с пронзительным скрипом открылись.
Сторож снял с ремня маг-светильник и, постучав по стеклу, пробудил свет. Шар тотчас разгорелся синевато-зеленым. Пейзаж и парень, до того весьма смутные, проступили во всей красе.
У сторожа оказались желтые глаза, серо-коричневые волосы, похожие на перья, и большие уши. Лицо было открытое, дружелюбно-симпатичное. Одежда мешковатая. Найт дала ему лет двадцать пять навскидку.
– Идем! – сказал парень. Глянул на девушку и тотчас ойкнул: – А что у тебя с глазами?
– Это врожденное, называется гетерохромия, – привычно буркнула Лади.
И действительно, одна радужка у нее была темно-синяя, вторая – зеленая.
Ладислава не знала, скольких людей в своей жизни она научила слову «гетерохромия» благодаря данной особенности. Притом это был чуть ли не единственный научный термин в ее простом жандармском лексиконе.
Найт и сторож пошли к академии.
Хм, раз «маньяк» тоже отсюда, надо будет его найти. По фингалу. Узнать о судьбе чемоданов. И, наверное, извиниться.
Меж тем вихрастый ключник как-то по-птичьи раздулся:
– Меня зовут Стэн Хлестовски, ко мне на «ты», – гордо заявил он. – Я сторож, библиотекарь, ночной человек, колдун и заместитель леди-ректора Элайяны. Я мастер количеств! Ты не найдешь никого, кто делал бы больше, чем я, вот.
«А про качество он помалкивает», – усмехнулась Ладислава.
Когда она представилась в ответ, Стэн с хрустом почесал вихрастый затылок:
– Кажется, я помню твое имя, – протянул он. – Это ты бросила четвертый курс в военном университете и перевелась к нам на первый год? С потерей трех лет, да?
Лади видимо напряглась.
– Да. Я, – поколебавшись, ответила она.
– Мощно! А ведь ты даже уже на профильную стажировку в Саусборне успела устроиться… Что-то там в порту. Таможня?
– Отлов пиратов и контрабандистов, – медленно протянула девушка.
– Обалденно!
– Не сказала бы. А откуда ты про меня знаешь?
Вдруг у них на острове в ходу саусберийские газеты? Заметка про ситуацию госпожи Найт была совсем крохотной, втиснута как дополнение к эпитафии шефа, но… Если кто-то на Этерне видел статью…
Сердце Лади болезненно сжалось.
Стэн пожал плечами. Дважды.
– Я ставлю печати на документы о приеме новых студентов. Ну и читаю помаленьку. Люблю читать.
– Любишь читать документы?
– Да что угодно. Я в плену у буковок! Когда они сложены в слова, то иногда такие вкусные – как лягушки.
«Странное сравнение», – передернулась Найт, у которой лягушки занимали нижнюю строку в списке гастрономических радостей. А то и вовсе обретались на другой, нежелательной стороне листа.
Стэн и новенькая подошли к замку.
В призрачном лунном свете он выглядел древним великаном, уснувшим на лугу и обратившимся в камень – слишком цепкими оказались сны, не удалось проснуться.
– Так почему ты перевелась? – спросил липучка-Стэн.
Ладислава раздосадованно крякнула.
С другой стороны, они все захотят знать.
Нужно смириться с этим, научиться говорить правду так, чтоб не вызывать дальнейших расспросов. Чтобы самой не думать об этом лишний раз.
– Скажем так: мне всегда нравилось волшебство. И море. Хочу учиться магии и гулять на пустынном берегу, – твердо заявила Найт, глядя на академию, которая теперь нависала над ними, как скала. – Мой отец говорил: однажды ты понимаешь – надо перестать ждать и начать делать то, что хочется. Судя по всему, у меня наступил этот момент.
– Волшебство и море у нас имеются, да, – чинно кивнул Стэн.
Слова Найт не показались ему странными, и девушка заметно повеселела.
– Кстати! – вспомнила Ладислава. – Я приехала так поздно, потому что наш корабль попал в грандиозный отлив. Вода опустилась… не знаю… на много метров. Это вообще нормально?
– Вполне, – кивнул Хлестовски. – Остров Этерны всегда резко реагирует на излишки магии. А сегодня академию пробудили после летнего – дохлого – сезона. Маг-уборка, зачаровывание аудиторий против списывания, изгнание пришедших за лето сущностей… Куча заклинаний сразу. Вот Этерна и расстроилась, поджала море вместо губ.
– И часто она расстраивается?
– Несколько раз в год. Когда мы активно колдуем. Праздники, сессия. Лекции после вечеринок.
– Э?
– Тогда нужны массовые чары бодрости под кодовым названием «спички в глаза», – пояснил Стэн.
Они поднялись к высоченным резным дверям академии.
Хлестовски, хвастаясь перед новенькой, осветил фонарем круглый герб, выбитый на створках: десятиконечная звезда, а в ней – штормовое море и маяк, от которого вместо света разлетаются спирали заклятий, похожие на ракушки.
– Добро пожаловать в магическую Академию Бурю! – торжественно объявил Стэн.
* * *
Внутри все оказалось именно так, как и представляла Ладислава. Редкий случай, когда предсказуемость – это хорошо, потому что Найт была мастером спорта по завышенным ожиданиям.
– Ого, – оценила Лади, бахая саквояж на паркет.
– Так и живем, адептка, так и живем, – одобрительно пробухтел Хлестовски.
Главный холл замка был весь увешан роскошными сине-зелеными гобеленами.
– Это для тепла, – пояснил Стэн. – Зимой тут холодно, жуть.
Высокий потолок обшили деревянными панелями: каждый лакированный квадрат изображал какое-нибудь магическое существо, нарисованное в средневековом стиле. Здесь имелись келпи, единороги, волшебные птицы иррин, какие-то смешные мохнатые существа…
Некоторые панели были наглухо закрашены.
Интересно почему?
Потрескивающие маг-светильники спускались на длинных медных крючьях, похожих на якоря. Всю дальнюю стену затянуло огромное зеркало, покрытое черными пятнами древности, перед которым вырастали три винтовые лестницы – они вились и изгибались, как навеселе, и штопорами вкручивались в потолок.
А направо и налево из зала убегали лестницы совсем другого жанра: широкие, пологие, прямые. Стэн поманил Ладиславу к западным ступенькам, укрытым ковром.
– Мы идем в Полуночное крыло. Найдем тебе спальню, – пояснил сторож.
Он шел, медленно перебирая ключи. Судя по наморщенному носу, Хлестовски сосредоточенно о чем-то думал.
– Если честно, я не помню, какая комната полагается тебе по документам, – наконец, вздохнул Стэн. – А идти в кабинет леди-ректора неохота ночью. Давай поселим тебя во-о-от сюда…
Он наугад выхватил старый ключик, изъеденный ржавчиной. Протер его рукавом. Рыжие чешуйки остались на ткани, и Ладиславу озарило, откуда взялся такой непонятно-бурый цвет у одежды Стэна.
