Найт еще успела увидеть, как у Берти вытягивается лицо, а потом ближайший к ней крабс взорвался огромным снопом белых искр, и тотчас ему ответил следующий, а там еще несколько лопнули, и так, по цепной реакции, вереница взрывов пошла расцвечивать пляж.
Но Лади этого не застала.
Ее отшвырнуло и вырубило.
«Я видел затылок…» – скажет валун под ней.
17. Кризис Голден-Халлы
Я люблю любовь, я просто люблю любовь.
Шинна из Дома Снящихся, поэтесса
Ладислава очнулась от того, что кто-то осторожно щупал ее голову. Как будто леший вычесывал подруге вшей.
Не шелохнувшись – надо разведать обстановку, – Лади проанализировала диспозицию. Она полулежит, ноги вперед, и голова ее покоится на чем-то средней жесткости.
Хм. Колени?
– Рана маленькая, не волнуйся, – сказали рядом.
Найт открыла глаза. И тотчас чуть не заорала: над ней в ночи склонилось существо с абсолютно черным лицом, белой пастью и вздыбленными волосами.
– Плохо выгляжу? Подгорел? – хмыкнул сыщик и кокетливо поправил свою чуть ли не дымящуюся красно-рыжую прядь.
Рукав его плаща и вовсе тихо тлел, осыпаясь искрами.
– Что это было? – просипела Найт.
– Это был полный провал, – вздохнул Берти. – Мы с тобой пока очень плохие напарники. Тебя не тошнит, кстати? Голова не кружится? Может, звезды блещут перед глазами – не считая меня?
– Вы не блещете. Они тоже… Но к лекарю завтра схожу, – простонала девушка.
И хотела сесть, а потом передумала: что торопиться-то? Пока не гонят, можно и полежать!
– Ловкокрабс взрывается от гнева, если другой крабс нарушил его личное пространство во время лунной ванны, – пояснил Берти. – Мы с тобой стали свидетелями чудесной последовательной детонации. Почти фишечки домино.
Найт скосила глаза вбок. Там, на пляже, догорали случайные веточки. Песок был исчерчен следами лопнувших тварей.
– Жалко, конечно, но это их выбор, – сказал Берти, – зато мои мигранты выжили!
И сыщик триумфально потряс своим уловом в ведерке. Найт побледнела, поняв, что там крабсы тоже Очень Близки Друг К Другу.
– Эти не взорвутся, – успокоил рыжий. – У меня щипцы седативные. Могу и тебя ими прихватить, хочешь? Плюс я беру молодых особей – в них пока мало гнева, их не тянет взрываться: ну разве что за компанию. Ох уж этот эффект толпы! И авторитет старших… Короче, Найт, прости, что втянул тебя в авантюру. Треть ловкучего зелья подарю тебе – за ранение.
– Это вы меня простите, – вздохнула адептка и поерзала, устраиваясь поудобнее. – Я не хотела… – она неопределенно обвела рукой подкопченного Голден-Халлу.
– Ты же из любознательности! А как по мне, это главная добродетель. Не извиняйся. Лучше расскажи про свою беду.
Ладислава моргнула. Она не ожидала, что Берти так резко сменит тему. С другой стороны, она ведь ради этого и пришла.
Девушка села. Стоило ей подняться, как сыщик деловито вытащил из кармана блокнот и перо и приготовился записывать показания.
* * *
Когда адептка закончила свой рассказ, Берти понял, что он полный, невозможный, безнадежный идиот.
Больше всего на свете ему хотелось провалиться сквозь землю и, распахнув объятия пустошным демонам, крикнуть: «Жгите, братцы!» Но вместо этого сыщик кивал, как степной болванчик, и сердце его снова и снова обливалось жалящим холодом при виде дрожащей госпожи Найт.
Я не понял твою беду.
Я вообще ни шиша не понял. Я думал, что тебе уг-ро-жа-ют неснимаемым проклятием. Что ты связалась не с теми людьми, и портовая мафия прижала тебя и отправила следить за Непростыми Близнецами в академии. Что ты здесь по приказу, и тебе тяжело, и ты боишься получить проклятие в лоб, если не выполнишь некое задание…
Я думал, Найт, моя задача – безопасно вытащить тебя из-под влияния злодеев.
Я понятия не имел, что…
– Вот что значит увлекательная биография! – вслух воскликнул Берти и ободряюще улыбнулся девушке. Глаза у нее были такие несчастные, что мысленно сыщик залепил себе сотню затрещин подряд: Как. Ты. Мог. Не. Понять.
Слепец!
– Вы сможете мне п… помочь? – с запинкой выдавила Найт.
Еще тысяча затрещин. Десять тысяч. Сто. И все же мало.
Ты ее обнадежил самим фактом своего бахвальства. Игры, блин, играть вздумал. Надежду подарил, не имея для нее оплаты. Козел недорезанный. Ты теперь несешь за нее ответственность, скотина, и только попробуй не…
– Я постараюсь! Я давно хотел сразиться именно с Этим Врагом, – Берти подмигнул.
Но разве в этой битве можно победить? Ведь нельзя снять неснимаемое проклятие.
– Найт, а почему ты скрываешь свое несчастье? Мне кажется, в таком деле чем больше людей тебе помогают, тем больше шансов на успех.
– Люди не столько помогают, сколько шарахаются, – горько усмехнулась девушка. – Как будто проклятие перекинется на них оттого, что я стою рядом. Проверено в Саусборне. Там я не скрывала. Даже знахари иногда сторонились меня, как чумной. А учитывая, что, вероятно, все конч… – голос у нее дернулся, – кончится зимой, я не хочу доживать изгоем.
Она внимательно посмотрела на сыщика. Он ободряюще подмигнул: «Не кончится».
Найт широко, счастливо улыбнулась. Берти решил повеситься.
– Я тоже из Саусборна, – поделился он. – Рос на углу Можжевеловой улицы и бульвара Трескучих Дров. А год назад переехал в Минакор.
– И как вам столица?..
– Очень, очень впечатляюще. Я не продержался и двух месяцев.
– Почему?
– Так случилось, что по рекомендации меня направили к епископу Гриди Ликеришу. Тебе это имя ни о чем не говорит; мне тоже не говорило. Но оказалось, что этот дядечка отвечает за вопросы веры в королевском дворце и «пасет» все сливки столичного общества. Очень влиятельный тип, претендент на место архиепископа. Так вот, у Ликериша была одна беда: кто-то воровал из его церковной казны. Звучит несерьезно? Ох, Найт, поверь: страна средних размеров могла бы прожить на эту казну год-другой. Растрату заметили священники, начались толки, и мои клиенты буквально сосватали меня Ликеришу как человека, который Обязательно Найдет Виноватого. Я и нашел.
Ладислава склонила голову набок, слушая, и Берти поморщился:
– Это оказался сам епископ… Я рассказал об этом его дочери, Линде. Мы с ней, ну…
– Любили друг друга? – Найт внимательно посмотрела на тот карман, где Берти хранил часы.
Сыщик усмехнулся.
Не представляю, какой чокнутой и неземной, родной и ускользающей, легкой, серьезной, взъерошенной и смешной должна быть девушка, что захватит мое дурацкое сердце. И захочет меня терпеть.
