Вряд ли она вообще существует.
Но зато у меня есть Вселенная. Вот уж точно – роман на всю жизнь.
В принципе, мне хватает.
– Мы были достаточно близки, – дипломатично объяснил Голден-Халла. – В общем, я сказал Линде, Линда сказала отцу, отец попробовал избавиться от меня в подвалах инквизиции, – рука сыщика невольно потянулась к шраму на шее. – А потом сменил гнев на условную милость.
– Значит, Линда вас любила. А вы ее нет, – непостижимо вывела Найт.
Берти удивился ее прозорливости, но комментировать не стал.
Он продолжил:
– Мою репутацию растоптали, а Третья Канцелярия (Ликериш исповедовал ее ой-сколь-греховное начальство) выпустила приказ о том, что я – опасный еретик, экстремист, призывающий к перемене духовной власти, и мне отныне запрещено находиться на территории материкового Асерина. Все мои друзья мгновенно забыли мое имя. Удобнейшая амнезия! Зато мне написала леди Элайяна – она услышала о моей ситуации (наш ректор держит ухо востро, если ты понимаешь, о чем я) – и предложила поработать тут. Авось что-нибудь изменится.
– Например?
– Например, Ликериш вконец обнаглеет, впадет в немилость, и все его действия будут с позором аннулированы. – Берти пожал плечами. – Либо я дистанционно смогу обаять кого-то более могущественного, чем он…
– А вы хотите вернуться на материк?
– Очень, – признался сыщик. – Мне душно на Этерне.
– А мне тут нравится. – Ладислава оглянулась на седое, тяжелое море, спящее будто под черным пуховым одеялом. – Я поэтому выбрала остров на оставшиеся полгода… Жмых, вы простите, что я опять о своем, – спохватилась она. – Просто здесь только вы знаете мою тайну, вот и хочется говорить.
– Говори, Лади. Конечно, говори, – серьезно кивнул Голден-Халла и как можно тише сглотнул ком, вставший поперек горла. – Может, я какие-то зацепки нащупаю.
И она говорила.
И он слушал.
Шли часы.
Рассвет на Этерне практически ничем не отличался от ночи – из-за толщи глухих, слеповатых туч. Пробило уже пять утра, когда Голден-Халла проводил девушку до дверей академии.
– Спасибо вам.
– Я еще ничего не сделал.
– Вы выслушали. Это спасает. Правда.
Сыщик подмигнул:
– Я занесу тебе ловкучее зелье после Долгой Ночи. И да – порвите там нас с коллегами! Я в вас верю.
– Я в вас тоже, – улыбнулась Найт.
А вот это зря.
Замотанная в шаль фигурка скрылась за дверьми, и Берти, мигом помрачнев, опустив голову и ссутулившись, двинулся дальше.
Тяжелая мрачная сущность смерти давила на него, обнимая сзади, вылизывала ухо острым языком.
Я рядом. Я заберу у вас эту девочку. Скоро.
Удивительно, насколько часто может думать о смерти человек, который со стороны кажется воплощением оптимизма.
Проходя Фонтанный Двор, сыщик увидел, что у Моргана горит свет.
До Берти в его далеком озерном коттедже не дошли слухи о болезни доктора Гарвуса. Последние дни сыщик сидел у себя, читая, рисуя, музицируя один и с птицей иррин, придумывая программы семинаров.
Преимущественно музицируя, да. Он действительно хотел разучить колдовскую песню птицы: это была интересная задача. И, кажется, ему уже почти удалось.
Сейчас же Берти в задумчивой нерешительности остановился возле Пряничного домика.
Доктор Морган… Интересно, как у него дела? В тот раз в бильярдной Голден-Халле до праха понравился этот местами поехавший, но в целом удивительно понятный и близкий Гарвус с его мечтами то о всемирном признании, то о глубочайшем уединении в горах. Неизвестно, кем себя считал сам Морган, но Берти показалось, что он разглядел в мастере тайн мечтательного и яростного мальчишку, который хочет всего и сразу, но очень боится, что его за это осудят и что вообще так нельзя – хотеть и того, и другого. Куда лучше ничего не хотеть. Якобы достойнее, ага.
Берти подумал, что было бы неплохо сейчас поболтать с Гарвусом душевного равновесия ради.
Голден-Халла поднялся на крыльцо и постучал в дверь Пряничного домика. Долгую минуту спустя ему открыл Морган в бордовом халате, с руками, спрятанными глубоко в карманы.
– Коллега? – блондин холодно поджал губы.
– Как дела? – улыбнулся Берти.
– Работаю, – отрезал Морган и закрыл дверь.
Брови Берти поползли вверх. Ну здрасте приехали, я считал – мы друзья?
Обойдя коттедж, сыщик остановился напротив зашторенного окна кабинета.
Доктор сидел за столом, делая какие-то заметки. Его силуэт было видно благодаря крупному предмету, стоявшему с краю столешницы, пульсирующему алым цветом так, что даже занавески не глушили. У предмета была необычная форма. Что это? Новомодный маг-светильник, сделанный в виде нойшвайнской волынки?
Берти знал: на севере такие светильники популярны. На Этерне – диковинка, но и Морган – странный парень. Вполне мог привезти с собой.
Сыщик понаблюдал немного, потом ушел.
Придя домой, Голден-Халла не лег спать до тех пор, пока не придумал сто идей того, как можно решить Дело Госпожи Найт. …
95. Заморозить Ладиславу на двести лет.
96. Найти живую воду.
97. Перекинуть проклятие на другого человека.
98. Вырезать ей ребро.
99. Уничтожить морскую пену, в которой она должна раствориться.
100. Осушить моря.
Все идеи были столь невыполнимы, что после Берти в кровь стесал кулаки, избивая боксерскую грушу безо всяких там перчаток. А потом уснул на полу, среди бумаг, прямо в сожженном ловкокрабсами плаще.
Золотистый пес свернулся кренделем у живота хозяина и самозабвенно грел его до утра.
* * *
Зато Ладислава той ночью засыпала куда счастливей, чем можно было подумать.
Если Берти счел их разговор катастрофой, то для девушки он стал шагом вперед.
Ведь у нее появился взрослый, умный, оптимистичный друг, которому можно довериться. Который попробует ее спасти, который не сказал: «Без вариантов!»
А еще у нее будет ловкучий эликсир.
Определенно – успех!
Тик.
Так.
Тик.
Так.
18. Долгая ночь
Новая эра отсчитывается от нулевого года, когда боги покинули Лайонассу. Время между шестым тысячелетием до нашей эры и нулевым годом принято называть Эпохой хранителей и драконов. А время до этого – Позабытой эпохой. На материке считают, что тогда «не происходило ничего интересного»… Мы считаем наоборот.
