В этот долгий и звонкий гул лейтмотивом вмешался рык. Тихий, пробирающий до самого сердца. Полный ненависти. Исходящий, кажется, откуда-то из другой вселенной.
Хейли Хани как-то сразу поняла – это конец. Действительно конец.
Но она все же обернулась. Последнее, что Хейли увидела в своей жизни, – это два ввалившихся потусторонних глаза.
Последнее, что сделала, – постаралась оттолкнуть убийцу.
23. Не. Случилось. Ничего. Страшного
Ментальная магия позволяет внушить другим людям некие образы. В зависимости от личной силы колдуна эти образы могут продержаться в голове клиента от пары минут до года, после чего незаметно растворятся. Маги-менталисты не умеют читать чужие мысли.
Из учебника «Типы колдовства»
– А у тебя здесь уютно!
Тисса, облокотившись о высокий подоконник, попивала кофе из дымящейся глиняной чашки. За темным окном было царство листвы под кодовым именем «друд». Хлестовски жил в доме на дереве – в крохотной Риторической Роще.
– Очень даже уютно, – вскинула брови Винтервилль, оглядываясь на птенца.
Стэн ничего не ответил. Он сидел на кухонном столе в жестяной коробке из-под печенья, укутанный ворохом рваных салфеток: будто король в белоснежной мантии из меха. Суровый, непреклонный, уже утомленный престолом.
Янтарные глаза Хлестовски то и дело заболачивались дремой. Он клевал носом – в прямом смысле слова, – роняя розовый клювик вперед и тотчас суматошно выпрямляясь с писком.
Всю ночь Тисса с ним говорила.
Всю ночь.
Стэн не выспался. Стэн страдал. И сострадал тоже – а потому терпел.
Винтервилльский театр одного актера начался еще по дороге в избушку как очередная просьба о прощении. Затем эта просьба как-то органично вылилась в рассказ Тиссы о своей жизни. Не столь фактологический, сколь эмоциональный.
И хотя Стэн не считал себя знатоком человеческой психологии, он понял – этой пигалице надо высказаться. Очень надо. Поэтому он честно слушал ее, подбадривая бодрым писком, а в какой-то момент запищал пронзительно, от ужаса, когда понял, чья Тисса дочь.
Неясно было: то ли Тис не знала, что Стэн-птенец сохранил свой разум, то ли вельможно проигнорировала этот факт, но инкогнито свое она раскрыла.
Услышав о Его Высокопреосвященстве – это откровение венчало ночь, как корона, – Стэн затрепыхался в коробочке с натуральным желанием – разбить башку о жестяную стенку. Ты зачем, неразумная, поселилась со мной? Меня ж за такое – на дыбу!
Но Тисса не поняла всей глубины душевных страданий совенка. Решив, что он голоден, она с готовностью пошла на поиски пропитания. Недалеко: всего-то вышла на крылечко, ловко вскарабкалась по шишкастой ветке друда и затаилась в ожидании гусеницы, сверчка или Какие-Там-Деликатесы-Дарит-Древо.
Мир был безмятежен и тих. Роща – таинственна и лохмата. Близился рассвет: тугая тьма острова набиралась света – солнца не было, с такими-то тучами, – но горькие краски стали медленно выцветать. Тиссе показалось, что роща будто плесневеет – сообразно тому, как темные стволы друдов насыщались серебристо-белыми оттенками. Тиссе нравился этот эффект. Пару минут она наслаждалась покоем и непривычно сладким одиночеством. Потом, решив сменить тактику, азартно заковырялась в коре наманикюренными пальчиками.
Со своей трепещущей добычей близняшка вернулась в дом. Ошпарила заговоренным кипятком бордовых гусениц и осторожно выложила их на блюдце перед Стэном.
– Угощайся! – сказала Тисса. Окно за ее спиной окончательно просветлело. Утро пришло.
– Пип, – воспротивился Хлестовски, глядя на неаппетитных обваренных гусениц.
– В свежих мог быть яд, а так – нейтрализован.
– Пи-и-и-ип.
– Ешь, кому сказала!
Крохотное сердечко совенка екнуло, и, в ужасе косясь на адептку, он все-таки проглотил первую гусеницу.
Ишь…
Тисса тотчас умилилась с характерным «о-о-о-о!».
– А знаешь, мастер Хлестовски, – улыбнулась Винтервилль, макая печенюшку в кофе. – Должна признать, что даже по столичным меркам ты весьма очарователен. Во всяком случае, в виде совы. Хотя, судя по интерьеру… – она огляделась, – …набору книг и настольным играм – как человек ты тоже очень даже. Жаль, что я не ходила к тебе на предмет. Возьмешь меня в ученицы, когда… м-м-м… выздоровеешь?
Стэн польщенно кудахтнул и важно кивнул. Они позавтракали, чинно сидя друг напротив друга: Тис на лавке, Стэн на столе. В принципе, бордовые трупики оказались не так уж дурны.
Близняшка собралась уходить.
– Хочу погулять. Потом в Бурю. Взять тебя с собой? – спросила она.
Стэн выразил некоторое сомнение на этот счет. После небольшой серии игры в «угадайку» Тисса поняла: Хлестовски хочет остаться дома.
– Тогда я приду покормить тебя днем, – решила она. – Ты ведь сам не можешь?
Стэн согласился: он не мог. Он скатился до стадии очень молодого птенца, даже ходить пока особо не получалось. И долго держать голову. В основном ему хотелось спать. И чтобы чесали.
Тисса выскользнула за дверь, ловко спустилась по веревочной лесенке. Ее ботинки тотчас намокли в высокой росистой траве. После бессонной ночи Тисса, любительница неги и долгого отдыха, чувствовала какое-то лихорадочное возбуждение.
Так странно. Кажется, забота о цыпленке… в смысле совенке, – это как раз то, что ей сейчас нужно.
Винтервилль вспомнила, как в детстве, в школе, им с одноклассниками выдавали яйцо на неделю с требованием за ним ухаживать, как за живым. Яйцо Тиссы тогда разбилось в первый же день, но Фрэнсис великодушно предложил поменяться. Так она дошла до конца испытания, получив пятерку.
Фрэнс. Надо с ним помириться.
Может, она не совсем права, когда пытается его контролировать. Неужели он не понимает, что она просто хочет как лучше? Видимо, разумнее сделать шаг в сторону – и не давить догматикой. И, наверное, нужно научиться разделять свою недостижимую «проповедную мечту», обиду на отца – и брата… Постараться не винить Фрэнсиса за то, что ему дано то, что не дано ей.
Решено: Тисса сходит сейчас в деревню, купит свежей выпечки Фрэнсису и Ладиславе и попросит у обоих прощения. Точно. Да здравствуют совята-антидепрессанты!
Но план провалился. Тисса была уже почти в Топкой Луговине, когда со стороны академии донесся звон колоколов. Не такой, каким приветствуют новый день. А такой, каким бьют тревогу.
Там, в Большом Фонтанном Дворе, нашли Хейли Хани.
* * *
Тело обнаружила астрологиня – молодая госпожа Фрея Галли.
Та, с которой гулял Хьюго-артефактор, и чьи умопомрачительные внешние данные шли в комплекте с поистине девичьим нравом. И некоей – легчайшей, а все ж – недальновидностью.