– Хочу знать все детали дела немедленно! Пойдешь со мной?
Фрэнсис вынул изо рта зубную щетку и со вздохом оперся на дверной косяк:
– Может, сначала позавтракаем? Вслушайся в волшебные слова: кофе со сливками, свежие круассаны, блестящие ягодки ежевики… Зачем спешить?
– Значит, не пойдешь! – вывела Найт и вихрем помчалась прочь по коридору. – Ну все, пока, будем на связи!
Оставшийся в одиночестве Фрэнсис глянул в зеркало над раковиной. Демон по ту сторону издевательски заржал, тыкая в хозяина когтем.
– Мне кажется, гендерные стереотипы сейчас в гробах вертятся… – вздохнул покинутый близнец.
Потом он неспешно, с достоинством привел себя в порядок и уже перед выходом из комнаты не удержался и таки подмигнул своему демону в отражении. Тот оттопырил большой палец.
На первый этаж Фрэнсис отправился под триумфальный звон башенных часов: у всех вокруг началась очередная лекция. Но не у него, м-м-м.
Когда близнец величаво спустился, холл безмолвствовал – лишь блеклые солнечные пятна ходуном ходили по штормовой мозаике зала. Умиротворенный Фрэнсис почувствовал странное волнение, глядя на них, столь похожих на подступающую бурю: ведь еще ничего не кончилось, что он, собственно, так расслабился?
Улыбка очевидности сама разъехалась по лицу.
Пинками отогнав тревожные мысли, Фрэнсис отправился завтракать в одиночестве. Горничная-уютница – молчаливая, как и большинство из них – негодующе шлепнула его полотенцем по лбу: балда-адепт, адепт-прогульщик! Но все же принесла красиво сервированный деревянный поднос. И даже салфетку лебедем свернула.
– Первое приятное утро в Буре, ну надо же, – подивился Винтервилль, подцепляя на вилку воздушный омлет.
* * *
Ладислава шагала к коттеджу сыщика сквозь холмы, раскинув руки и мысли – широкой сетью, вольным узором, причудливым пазлом бесстрашия. В академии ее по касательной резанули сплетни большой перемены: Морган уволился! Морган сбежал!
ХА!
Госпожа Найт кружилась и приплясывала, подмигивая тучам. Потом, продравшись сквозь орешник, веселым скачком запрыгнула в лодку – ага, вторая пришвартована к островку, значит, мастер Берти дома, – и с силою погребла вперед.
Берти и впрямь был у себя. Он сидел на полу у кровати и пинцетом что-то подхватывал на покрывале, сбрасывая в маг-блюдце. Свободной рукой сыщик прижимал ко лбу мокрую тряпку: головная боль усиливалась, да так безнадежно, что от Клыккер Берти возвращался медленно, будто унд по морскому дну.
На зубах Голден-Халлы хрустели леденцы. Чем сильнее трещало в висках, тем упорнее сыщик их грыз, хотя и сам не знал зачем. Конфетки не спасали от боли, но почему-то их уничтожение казалось верной тактикой.
– Ну? Не томите! – Лади заплясала в дверном проеме. – Что с Морганом?
– Морган – убийца, – ровно сказал Голден-Халла, не отвлекаясь от покрывала.
– Э-э-э, – Найт опешила от безжизненности его голоса. Знакомой безжизненности: она уже слышала такую на днях от товарищей-адептов. – А поподробнее… пожалуйста? И что вы делаете?
На сей раз голос Берти был расцвечен привычной гаммой эмоций:
– Собираю шерсть своего пса! – фыркнул сыщик. – Не то чтобы я заделался парикмахером, но Арчи куда-то смылся в ночи при подозрительных обстоятельствах, и я впервые за долгие годы хочу нарушить таинство его личной собачьей жизни… – рыжий подмигнул. – То есть применить поисковое заклятие.
– А-а-а, – вежливо протянула Найт. – А с Морганом-то что все-таки?
– Морган – убийца.
Та же интонация.
– Вот блин…
Ладислава растерянно зашла в комнату и подозрительно опустилась на корточки рядом с рыжим.
– Не то чтобы я против, но: как именно вы пришли к мысли, что Морган – убийца?.. – нежно и обеспокоенно, как у сумасшедшего, спросила она.
* * *
Берти честно пересказал Ладиславе свой утренний диалог с леди-ректором.
Говорил он бодро и даже весело (мы раскрыли дело, йоу-йоу!), но иногда как будто «застревал»: глаза его заволакивало пленкой беспамятства, и сыщик угасал, как неисправный маг-фонарь. Так и хотелось постучать его по макушке, чтобы, значит, не барахлил. На любые уточняющие вопросы ответ был один: Морган – убийца.
В общем, у Найт не осталось сомнений, что детектив под чарами. И пока Берти собирал собачью шерсть, переправлял их с Ладиславой на большую землю на лодке и готовил поисковую формулу, девушка безуспешно пыталась придумать план по возвращению памяти рыжему.
– Эй, госпожа адептка, а ты чего такая угрюмая? – как ни в чем не бывало спросил Берти.
– Да так… – мрачно отозвалась Найт, которая стояла, туго сплетя руки на груди, и глядела на него исподлобья.
Она вздохнула:
– У моего друга появились проблемы, э-э с головой. Но он этого не понимает. А я не знаю, как снова сделать его нормальным.
Берти хмыкнул:
– Ну, условно «нормальными» себя можем сделать только мы сами. Потому что первый шаг к решению проблемы – ее осознание. Иногда он же – и единственный, ибо в мире очень много таких трусоватых бед, что лопаются от одного лишь прямого взгляда. Так что позволь своему другу самому нащупать правильную дорогу: попытки «подлечить» чью-то голову обычно заканчиваются плохо для обеих сторон.
Голден-Халла сплел руки в хитрую вязь, растер между пальцев собачьи шерстинки и шепнул заклинание. Тотчас из-под его пальцев вылетел целый сонм маленьких голубоватых шариков, похожих на капли воды в невесомости. Они запульсировали, словно принюхиваясь, потом закружились вокруг сыщика на мотив спутников у планеты. Затем радостно звякнули и слились в один шар, побольше, который тотчас приветливо качнулся-поклонился.
– Это поисковый серчдух, – пояснил Берти, кланяясь ему в ответ. – Он приведет нас к Арчи.
Серчдух медленно и величаво поплыл к лесу. Голден-Халла потопал вслед за ним, беззаботно насвистывая какую-то песенку. Птички в соснах мгновенно ревниво заткнулись.
«Осознание так осознание», – меж тем подумала Лади.
Она хрустнула пальцами, в два прыжка догнала детектива и дернула его за рукав:
– Касательно нашего дела. Откуда все-таки взялся второй морской отлив?
– Это не важно. Морган – убийца, – тотчас беззаботно отозвался Берти.
– Что именно доктор Гарвус сделал с Корпусом загадок?
– Это неважно, Морган – убийца.
– Почему птица иррин пела в ночь первого отлива?
– Это не важно, Морган…
Лади продолжала сыпать вопросами, самыми разными, сочиняя их на ходу. Все новые и новые, ускоряясь. Через минуту она уже тараторила без остановки, так что Голден-Халла с глазами-пленками едва успевал в паузах откликаться механическими «это неважно». Поисковый шар, летящий впереди, изумленно оглядывался лепестками синего пламени: елы-палы, что у вас за речитатив?..
