Ох, Морган!
Ну какими же слабыми и глупыми мы становимся, когда пытаемся идти за чужой, навязанной кем-то мечтой. Ты же взрослый и умный мужик, так какого ж рожна ты наворотил столько бреда ради признания и ради премии, от которой ты хочешь лишь одного – «галочки» в личном деле, похвалы равнодушного общества, самоуспокоительного оправдания – «я чего-то стою»? Почему ты сразу не уехал в свои любимые горы?
Почему столь многим из нас все время нужно одобрение извне, бесконечное поглаживание по голове, почему мы зависимы от чужого мнения настолько, что откладываем мечты до тех пор, пока не выполним Привычную План-Программу? Елы-палы, Морган, если ты выживешь, я тебя сам пинком на север отправлю.
К демону «галочки» и «нормальность»!
Рассуждая так, Берти дополз до ближайшего водосточного желоба и стал по нему тихонько спускаться вниз.
Сердце острова билось у него под мышкой, легко щекоча. Адепты, сидевшие во дворе с конспектами, скользнули по сыщику заинтересованными взглядами и немножко похихикали, но не более: решили, что Берти просто действует по образу и подобию мастера Хьюго-артефактора, как и добрая треть преподавательского состава.
35. по бильярду
И вот они катятся, катятся… И наконец-то – удар! Как сладко поет мое сердце, если он случается именно там, где и было задумано!
Ширви Боложин, восторженный любитель бильярда
– Ну и где труп? – прошамкал магистр Ранкинс.
– Он не труп! – возмутилась Ладислава.
Они только что вышли на поляну с зубами Этерны. Состав дела – то есть тело – отсутствовал, и Найт пока не знала, хорошо это или плохо.
Прислонив старика-целителя к сосне, что твою лесенку, Лади вбежала в круг кристаллов и, насупившись, склонилась над записью, оставленной Голден-Халлой. Тихонько выдохнула: облегчение смешалось с разочарованием… Живой сыщик – это уже успех.
Но «домой», конечно, Найт идти не собиралась, ведь ее дом – там, где кипят события. Найт сама так решила, а Найт себе не изменяет.
– Кажется, ложная тревога, магистр! – девушка выпрямилась и цокнула языком. – Простите, что я сорвала вас с занятия.
Ранкинс, наматывая бороду на кулак, захихикал:
– Та ничего! Нам, преподавателям, иногда хочется прогуливать не меньше, чем вам, олухам. Тем более мы так далеко заб-прались! Я даже не помню, где находится эта роща!
Найт досадливо крякнула.
– Вас надо проводить обратно, да? – сказала она таким поникшим тоном, что у приличного человека шанса на согласие просто не оставалось.
Магистр Ранкинс был приличным человеком. Уже столетие. И гордился этим.
– Не надо провожать, – отмахнулся он. – Доведите меня до ближайшего пруда с ундинами, и хватит. Практикум все равно сорван. Только летунцов заберите, адептка, неохота мне их таскать.
Лади кивнула и вновь так споро подхватила его под локоток, утаскивая к водоему, что Ранкинс засомневался: не безопаснее ли было для его старых косточек остаться в роще?
Когда Найт вручила целителя рыбкам и наконец побежала к Буре (она почему-то была уверена – то ли сердцем, то ли печенкой, то ли задницей чуяла, – что сыщик пойдет разбираться с эльфийкой), времени было четыре часа пополудни.
Найт ошибалась, впрочем: Берти как раз отнюдь не жаждал общаться с Эл, вскрывая в это время сейф на пару с Хлестовски… Но Ладислава об этом не знала, а потому гнала в академию что есть силы, сжимая горшок с летунцами.
* * *
Четыре ноль-пять.
Звон башенных часов загнал адептов на новую пару, а леди-ректор по скрипучей лесенке поднялась в свой кабинет.
Ну и овца же эта Фрея Галли.
Требует впаять штраф госпоже Клыккер за то, что та лечит какую-то грязную птицу вместо того, чтобы подменить Фрею на контрольной у первого курса. Клык тоже хороша, конечно, но Фрее пора умерить градус эгоцентризма.
Элайяна прошла к рабочему столу, закопошилась в документах. Они легонько шевелились, как живые, перебираемые сквозняком. Эльфийка плеснула себе нектара в высокий бокал, придавила бумаги прессом в виде желудя и пошла закрывать окно. Отдернула штору, скучающим взглядом скользнула по улице.
Пресловутая Фрея Галли стояла посреди двора, кокетливо отставив ногу вбок и что-то щебетала в сторону замковой стены.
Пресвятой трилистник… Она что, с плющом разговаривает? С водосточной трубой? Идиотка.
Хотя нет, слишком кокетливо. Элайяна вытянула голову, чтобы разглядеть, что там, внизу, и сразу же поперхнулась.
От стены, невидимый прежде, отсоединился Берти Голден-Халла, верткий, как угорь, и, что-то бросив Фрее, вдоль живой изгороди побежал прочь. Если б не астрологиня, леди-ректор не заметила бы его: очень уж вписывался рыжий сыщик в багряный рисунок осенних кустов…
Он же должен спать. Какого д`гарра!
Эл, напряженно вцепившись пальцами в подоконник, проследила за тем, как Берти нырнул в ближайшую арку. Под мышкой у него мелькнул какой-то белый сверток, опасно знакомый.
Бокал выпал из рук Элайяны, когда она рванула к сейфу в стене. Дрожащими пальцами выставила код, открыла.
Пусто.
Леди-ректору на мгновение поплохело. Прижав руки ко рту, она опустилась на корточки – что же делать – и увидела прилипшее к ковру совиное перышко, не сразу видное на золотистом узоре.
Элайяна подняла его, тупо всмотрелась в зеленую грязь, покрывавшую перышко. Принюхалась. Yuvantli revenno. Зелье-антидот для омолаживающих эликсиров типа Effec Temporla. А значит…
Какого! Д’ГАРРА!!!
Элайяна вскочила, с яростным рыком смела со стола все вещи и быстро застучала каблуками к выходу. Неужели все вышло из-под контроля? Ведь все должно было получиться!.. А теперь!
Элайяна с ужасом представила, как все сложится, если правда о ее островных махинациях выйдет наружу. Фактически, она виновата в смерти двоих человек и в покушении на убийство одного древнего существа. И еще она играла здоровьем и психикой Винтервилля.
Д’гарр. Да ее повесят, четвертуют или упекут в подвалы инквизиции за это!.. Вместо Нинделовской премии – смерть!
Нет, надо идти до конца. Пути назад просто нет.
Страх придает сил. И гнева. Да, с этими двумя червяками она справится. Хлестовски – глупец. Берти – предатель. Игры кончились. Черта пройдена.
Только как ей найти Корпус загадок? Она не умеет летать.
* * *
Через некоторое время после ухода Хлестовски Тисса сообразила: а почему она, собственно, все еще у него дома?
Ее дела здесь закончены, во всяком случае пока…
Винтервилль оглядела хижину на дереве, которая так быстро стала ее новым местом. Точнее, так: вообще по жизни у Тиссы никогда не было своего места. Разве что в детстве, но этого она не помнила. В Минакоре они с Фрэнсисом жили в Гобеленовом крыле дворца как бедные родственники, или заложники, или гарант верности архиепископа, или толкуй как хочешь… Мебель была чужая. Служанки были чужие.
