Поль подошел и встал рядом:
– Давид, возможно, устраивал свои мизансцены, когда оставался один, например ночью. Ему достаточно было просто спуститься сюда из квартиры. У него была полная свобода действий… И никаких свидетелей.
Юрон растерял всю свою агрессивность. Совершенно ошеломленный, он прислонился к стене.
– Мне очень жаль.
Поль забрал свой телефон.
– В ближайшие дни вас вызовут в бригаду, чтобы записать показания. Не беспокойтесь, это лишь простая формальность, через это пройдут все служащие. Мы только хотим получить более полное представление о личности вашего патрона.
Дени Юрон кивнул, выходя с повисшими вдоль тела, словно плети, руками, как оглушенный боец. Поль остался один в гудении вентиляции и бьющим в ноздри запахе больничных препаратов. На долю секунды он увидел лежащую здесь Жюли – обнаженную, с раскинутыми руками и ногами и следами смерти, покрывающими тело.
Он поспешил потушить свет и вышел из зала с ощущением холодка, бегущего вдоль позвоночника.
48
Белые латинские кресты
[45] печально уходили в бесконечность. Военные кладбища расстилались по обеим сторонам автострады, которая разрезала поля в направлении на Аррас. Равнина траура и памяти о той безмерной бойне, которой была Великая война
[46], особенно в этих местах, где проходил фронт.
Габриэль тоже вел свою войну – беспощадный бой с черной дырой в собственной памяти и с похитителями дочери. Его телефон зазвонил. Поль.
– Какого хрена ты решил со мной связаться? Это же я должен был тебе позвонить, – накинулся на него жандарм.
Габриэль съехал на обочину и остановился.
– Послушай меня лучше. Прежде чем вернуться на север, я заехал в Орлеан, к Жозиане Лурмель, матери еще одной исчезнувшей девушки.
– В Орлеан? Еще одна девушка? Что ты несешь?
– Два месяца назад я попросил у Солены извлечь из FNAEG данные Жюли и некоей Матильды Лурмель. Я не знаю, зачем мне понадобился этот запрос. Поэтому я поехал повидаться с матерью Матильды, хотел понять. Ее дочь похитили однажды вечером в две тысячи одиннадцатом году, во время пробежки по набережной Луары. Расследование ничего не дало, но я видел фотографию девочки. Держись крепче: у нее родимое пятно на бедре в форме головы лошади…
– Как в альбоме Эскиме?
– Точь-в-точь.
Долгое молчание. Габриэль прекрасно осознавал возможные последствия своих откровений. Сам факт, что Солена действовала за спиной своего начальника, взаимосвязь нескольких похищений, причастность Эскиме ко все более грязным делам. В ушах снова зазвучал серьезный голос Поля:
– Если это правда, если эта Матильда умерла, а Эскиме увековечил ее в том альбоме, как ты смог установить эту связь? Зачем тебе понадобился ее профиль ДНК одновременно с профилем Жюли?
– Я абсолютно ничего не знаю, может, я нащупал след здесь, на севере, и он позволил мне увидеть взаимосвязь. Мою квартиру в Лилле взломали. Тот или те, кто это сделал, скорее всего, что-то искали, и это «что-то» я спрятал в сейфе у своей матери. Туда я сейчас и еду. А у тебя что нового?
– Все идет своим чередом, но мы здесь продвигаемся не такими темпами, как некоторые. Расскажу позже. Ты там поосторожнее. И звони, как только получишь информацию.
Закончив разговор, Габриэль снова завел мотор, не в состоянии, как и Поль, сложить кусочки пазла. Он надеялся, что визит к матери даст ему новые ключи.
Пока солнце расписывало горизонт яркими красками, он свернул на поперечную дорогу, приведшую его в Невиль-Сен-Ваастом, небольшой городок, состоявший из одинаковых домиков редкой унылости, с их серыми оштукатуренными стенами и темно-красными черепичными крышами. Все здесь было застывшим и безжизненным. Ступив на тротуар, Габриэль подумал, что вдыхает запах смерти.
С комом в горле он трижды постучал в дверь. В приотворенной створке блеснули два топаза арктической синевы. Жанин сняла цепочку и распахнула дверь. Габриэль испытал жестокий шок, столкнувшись с опустошительным действием старости. Хотя глаза матери остались прежними, сама она превратилась в сухой прутик с неестественно длинными руками и узловатыми локтями. Ее волосы, словно в один миг, побелели и теперь торчали лохматыми прядями. Она, которая так внимательно следила за собой и за тем, как выглядит… Отчаянно сутулясь, мать опиралась на палку.
Габриэль нежно поцеловал ее и тут же кинулся в туалет. Там он молча завыл, прижимая кулак к губам. Он был как арестант, выпущенный на свободу после долгих лет заключения, который заново открывает изменившиеся лица и новый мир, начиная осознавать, что время, потерянное меж четырех стен, пропало безвозвратно.
Габриэль потер веки, сделал глубокий вдох и вышел. Жанин поставила греться суп из порея в крошечной кухне, на которой нашлось место только для микроволновки, электроплитки с двумя конфорками и холодильника. Окно выходило на поля и дальние терриконы горнопромышленного бассейна, которые в этот час походили на спектакль театра теней.
– У тебя неприятности, – сказала Жанин, ставя на стол две плошки.
– Все нормально, мам. По-прежнему проблема с памятью. Но врач говорит, это скоро пройдет.
Габриэль съел суп и жадно проглотил ломтики хлеба с маслом. Тепло в желудке принесло облегчение. Он позволил себе небольшую передышку под боком у матери, поболтал с ней, потому что не мог сбежать, как вор, а еще потому, что восстанавливать кирпичики прошлого, заново возводя стену памяти, было для него великим благом. Наконец-то он существовал, наконец-то рядом был человек, способный рассказать ему о нем.
И мать рассказывала. До Лилля он снимал дом в окрестностях Арраса, недалеко отсюда. Он сам пристроил ее в этот монастырь бегинок и частично оплачивал медицинское обслуживание – платежи автоматически поступали с его счета. Перепробовав массу мелких приработков, он около года продержался в строительной фирме, прежде чем без предупреждения перебрался в столицу Фландрии.
Она подтвердила то, что уже сказала по телефону: с тех пор как он ушел с работы и поселился в Лилле, она его почти не видела, кроме той истории с сейфом. Именно тогда она заметила и перемены в его внешности, и нервозность.
После трапезы мать отвела его в свою спальню и указала на шкаф:
– Он там, этот твой сейф. Такой тяжелый, что тебе пришлось тащить его на пару с сыном соседа, которого ты позвал на подмогу.
Габриэль откатил раздвижную дверь. Сейф пятидесяти сантиметров в высоту был привинчен к каменному основанию, залитому бетоном. Украсть его, просто унеся с собой, было невозможно.
