Он снова попытался связаться с Габриэлем, но безуспешно. Был уже второй час ночи. На этот раз он оставил сообщение: «Я в гостинице „Нептун“ в Берк-сюр-Мер. Перезвони мне, даже в три ночи. Твое молчание начинает всерьез меня беспокоить».
67
Оглушенному Габриэлю казалось, что скачущая галопом лошадь колотит его копытами. Когда он захотел приподнять веки, послушалось только правое. Другое, залитое кровью, так и не отклеилось от глазного яблока.
После боли пришел запах. Мгновенная режущая боль, ощущение, что внутри горла при каждом вдохе срабатывает огнемет. Он чувствовал ожог каждой легочной альвеолой.
И наконец возникло виде́ние, столь ирреальное и чудовищное, что могло всплыть только из самого дикого его кошмара. По другую сторону плексигласовой стенки цилиндра, прямо напротив него, рдяные ошметки плоти пытались уцепиться за кости, как водоросли за скалу. И, как крошечные ненасытные крабы, тысячи пузырьков поглощали материю, будь то сухожилия, кальций, жир, кератин. Габриэль видел, как лицо буквально исчезает, за ним череп и все, что было вокруг, в раскаленных клубах, вздымающихся в холоде ангара.
Тело растворялось… Его здоровый глаз повернулся в своей орбите. Он стоял со связанными за спиной руками, спутанный цепью, которая его и сбила. Что-то врезалось в тело при малейшем движении. Он выгнулся и понял, что пластиковая стяжка приковывает его запястья к одному из крупных звеньев цепи. Он мог двинуться вперед, отступить на три шага, но цепь всегда возвращала его на исходное место. Как куклу.
Жидкость в плексигласовом цилиндре становилась бурой. Черная пластиковая бочка слева была открыта, крышка лежала на полу. Другая бочка висела в воздухе, пустая, захваченная челюстями гидравлической клешни. Транспортер казался затерянным в огромном помещении, две его маленькие круглые включенные фары бросали сноп света на эту жуткую сцену.
Снаружи в ночи по-прежнему хлестал ливень, перегородки подрагивали, вода стекала ручейками. Габриэль спросил себя, сколько времени он пробыл в отключке. Внезапно лязг цепи окончательно выдернул его из забытья. Он почувствовал порыв холодного воздуха над головой, поднял подбородок и увидел подвешенный за ноги труп женщины без одной груди. Картина с лицами Жюли и Матильды была приклеена к ее животу, обмотанная несколькими слоями скотча. Мертвые вялые руки раскачивались, приводимые в движение лишь силой перемещения. На потолке вдоль металлической балки скользила лебедка.
Только в этот момент Габриэль заметил в сгустке тени за фарами транспортера сидящий за пультом управления силуэт. Отсветы надетой на лицо маски-респиратора выступали из темноты. Человек бросил черный кубик, тот подпрыгнул и приземлился у ног Габриэля. Маячок GPS.
– Предусмотрительность никогда не помешает, – заявил голос с русским акцентом. – Второй маячок под машиной на случай, если обнаружат первый… Ты самый хреновый говнокопатель, какого я только встречал. Мне бы следовало разнести тебе башку в твоем гостиничном номере за компанию с Вандой.
– Где моя дочь?
Габриэль с трудом выговаривал слова. Вся левая часть лица вздулась. Но больно не было. Страх – отличная анестезия.
– Эта дурища Ванда три года назад решила завязать. Заделалась правильной, но я все равно за ней приглядывал. Не доверял тем, кто вокруг нее крутился. И тебе в том числе. Понаблюдал за тобой. Навел кой-какие справки и почуял, что ты вроде вышел на охоту. А когда увидел, как ты возвращаешься в Сагас, то все понял. Отец одного из них.
– Кого – одного из них? Почему ты это делаешь?
– Потому что мне платят. Это моя работа.
Человек сосредоточился на своей задаче. В респираторе с двумя фильтрами, торчащими по обе стороны лица, в длинных желтоватых перчатках и синем рабочем халате он напоминал гигантского страшного муравья. Над ними раскачивалось подвешенное тело, как немыслимый маятник.
– Каустическая сода превращает тебя в мыло, но с костями выходит облом. Фтористо-водородная кислота куда мощнее и обожает кальций, она убирает все сразу. А ее еще много осталось тут в запасе, среди пустых бочек. Для работы хватит надолго…
Как в ярмарочной игре, когда нужно поймать игрушку механическим захватом, он подвесил труп прямо над цистерной, откуда по-прежнему вылетали клубы, продолжая отравлять воздух. Подождал, пока тело перестанет раскачиваться.
– Я снова заехал к тебе за картиной. Ванда должна была просто забрать ее после смерти Хмельника, потому что такими вещами разбрасываться не стоит. Это дело тонкое, понимаешь? Но так случилось, что какой-то хренов, неизвестно откуда взявшийся старьевщик заполучил ее до нас. А потом ты ее нашел… Тут все дерьмо и началось. И теперь мне приходится наводить порядок.
Он нажал на рукоятку. Белесая масса плавно опустилась в цилиндр. Руки, череп, потом и все тело погрузились в жидкость с шипением, подобным тому, которое издает банка содовой, если ее встряхнуть, а потом резко открыть. Крабы ринулись на каждый миллиметр кожи и приступили к своему жуткому делу. Габриэль сдержал рвотный рефлекс: органическая масса таяла на его глазах. Другой труп уже превратился в ком бесформенного жира.
– Смерть Хмельника ничего не изменила в том, что происходит на его складе, ключи-то оставались у меня. Мне этот мужик нравился… Знаешь, здесь лучшее место в мире, чтобы завершить уборку. Гляди…
Лебедка поднялась меньше чем через две минуты после полного погружения. Остался только кусок веревки, которой раньше были связаны голые ноги женщины. Габриэль надолго закашлялся. Изо рта потекла струйка желчи. Он с трудом пытался снова открыть глаз, когда новый удар пришелся ему в челюсть. Спустив респиратор на шею, мужчина ухватил его за ворот. Это был невысокий, но накачанный головорез с прилизанными короткими светлыми волосами, выглядевшими так, будто ему на голову положили осьминога. Татуировка в форме паутины покрывала часть шеи. По левой щеке шли продольные следы царапин – вероятно, тех, которые нанесла ему Ванда, когда он убивал ее на берегу.
– А ты, говнюк, не из тех, кто бросает дело на полпути. Ты хоть соображаешь, что мне пришлось бросить работу с этой парочкой, когда я увидел, что ты снова появился на севере? И как только ты умудрился отвязаться от копов, ведь твоя сперма была повсюду на теле Ванды. Ты упертый, как какой-нибудь сраный гризли.
Новая весьма чувствительная пощечина. Габриэль почувствовал вкус крови во рту и выплюнул ее незнакомцу в лицо. Человек медленно утерся тыльной стороной ладони, обнажив акулью улыбку.
– А она была очень даже ничего, твоя дочка, когда я запихал ее в свою машину. Я с ней чуток поиграл, прежде чем сдать заказчику.
– Я убью тебя.
– Это ты-то меня убьешь? Посмотрим, как ты будешь умничать, когда я окуну тебя в кислоту. Я начну с макушки и подержу так немного, пока не станет видно, что у тебя в черепушке. Потом оставлю тебя еще немного поболтаться. Что, по-твоему, будет, когда кислота начнет разъедать мозг? А потом… погоди-погоди, есть у меня для тебя одна штучка.
