Он протер тряпкой все рукояти, бросил стяжки и маячок GPS в цистерну, потом отвернул кран так, чтобы содержимое вытекало по каплям, но достаточно быстро. Крабы затанцевали при соприкосновении с холодным бетоном. В таком темпе потребуется несколько дней, чтобы цилиндр опорожнился, – этого времени хватит за глаза, чтобы русский полностью переварился, – и месиво, которое разольется гигантской лужей, сделает любой анализ происшедшего невозможным. Габриэль представил себе лица копов, когда они появятся здесь – ведь рано или поздно они сюда придут, через месяц или через год…
Когда он наконец вышел со склада, дождь по-прежнему хлестал в стены ангара, капли взрывались в лужах. Хромая, мгновенно снова промокнув, он снял разбитые замки, добежал до припаркованного недалеко от ворот грузовичка русского, сфотографировал номерные знаки – вполне возможно, фальшивые, – не прикасаясь ни к чему, чтобы не оставить отпечатков. Потом кинулся к своей машине.
Его легкие странно свистели, наверняка обожженные испарениями. Он до упора опустил окно со своей стороны: кожа нуждалась во влаге, а трахея – в свежем воздухе. Зеркальце заднего вида послало ему жуткое изображение: вся левая часть лица вздулась и была лиловой.
Пять минут спустя, не снимая ноги с педали газа, он выехал на ведущую через поля дорогу. Выбросил замки в канаву. Оказаться как можно дальше отсюда. Покинуть эту проклятую страну. Он набрал номер Поля, но тот не дал ему и слова вставить.
– Я умирал от беспокойства! Где тебя носит, черт побери?
– Скажи мне, что только мы двое в курсе насчет Хмельника, что ты никому не сообщил о содержании моего эсэмэс.
– Ты на часы смотрел? Я это сделаю завтра.
– Нет, ты должен стереть сообщение. Нет больше никакого Хмельника, никакой Бельгии. Возникла проблема. Похититель Жюли, тип, который тогда был за рулем серого «форда»… короче, ситуация была «или он, или я».
– Похититель? Он или ты? Ты хочешь сказать, что…
– На данный момент он растворяется в кислоте.
68
Затаив дыхание, в махровых гостиничных тапочках, Поль впустил Габриэля в холл. Было почти четыре ночи. Тревожные крики чаек разносились по пустым улицам в крепнущем западном ветре.
– О господи…
Его бывший напарник едва стоял на ногах и дрожал от холода, сжимая руками ворот своей кожаной куртки. За три часа дороги он несколько раз чуть не заснул за рулем. Левые висок и ухо были покрыты засохшей кровью. Под мышкой он сжимал картину Паскаля Круазиля.
Стараясь производить как можно меньше шума, Поль привел его в ванную своего номера, помог снять свитер, башмаки, приготовил халат, открыл горячую воду. Габриэль нырнул под обжигающий душ и зарычал от облегчения. Подставил лицо под струи. Секущие капли причиняли боль, но он разинул ноющие челюсти, чтобы вода изгнала вкус крови и кислоты из глубины горла. Он был здесь, живой. Сбежавший из ада.
Намыливаясь как можно осторожнее, он разглядывал седые волоски на своем торсе пятидесятипятилетнего мужчины, узловатые локти, длинные избитые руки. Он с такой силой сжимал ремень на шее русского, что порезал ладони. За Жюли, подумал он, я сделал это ради нее.
Он укутался в халат. Поль ждал его с картиной в руках. Осмотрел гематому на виске, состояние века:
– Ты похож на боксера, которого отдубасили на ринге. Тебе надо бы в больницу.
– Все нормально. Думаю, ничего не сломано. У меня уже случались переломы, тогда я бы себя чувствовал по-другому. Никаких больниц. Лучше не привлекать внимания.
– Объясни, что произошло. Все, от начала и до конца, – попросил Поль, усаживаясь на край постели.
Габриэль с гримасой пристроился рядом, весь разбитый. Он вернулся к началу всей истории, на много месяцев назад: к его поискам в окрестностях Икселя после обнаружения серого «форда»; следу, обнаруженному благодаря картине, который, в свою очередь, привел к ее создателю, Анри Хмельнику, alias
[67] Арвель Гаэка, богатому промышленнику, подвизавшемуся в химической индустрии и умершему от сердечного приступа, чья вдова в конечном счете направила его к Ванде.
– Я отыскал Ванду, но она отошла от дел мафии. Предполагаю, что, втеревшись в ее жизнь, я порылся у нее дома, в ее бумагах, сблизился с ее знакомыми, но мне это ничего не дало. Может, как раз поэтому я и решил привезти ее в Сагас. Чтобы освежить ей память и заставить рассказать мне все о событиях, которые произошли после похищения. Наверняка это было слишком тяжело слышать, и… в тот момент я сломался, память отказала.
Сморщив лицо, он прикоснулся кончиком пальца к вздувшемуся глазу.
– С самого начала русский держал нас под прицелом. Под моей машиной был установлен второй маячок. Когда он понял, что я возвращаюсь на север, он пустился по моим следам, решив покончить со мной раз и навсегда.
Поль тихо покачал головой, одураченный трюком с двойным маячком. Его люди ничего не заметили.
– Ну и сегодня ночью, вернее, вечером я вернулся к вдове Гаэки после того, как зашел в магазин старьевщика, где купил картину в августе. По сравнению с первым посещением я выяснил два новых обстоятельства. Во-первых, похоже, Гаэка дарил свои чудовищные произведения людям таким же богатым, как он сам. Я нанес визит одному из них, Паскалю Круазилю, ему где-то семьдесят пять. Этот портрет висел в его кабинете. Разумеется, он утверждал, что ничего не знает о моделях. Может, правду говорил, может, врал, проверить нет шанса. Но в любом случае паренек на его картине – один из когда-то исчезнувших. Как Жюли. Как Матильда и, не исключено, другие. На этот раз Гаэка тоже использовал кровь.
Они снова посмотрели на портрет. Полю стало не по себе. Кем он был, этот мальчишка? Когда он исчез? И где? Поль отвел глаза от картины и вернулся к Габриэлю:
– Расскажи мне о русском.
– Я к нему и веду. В мастерской Гаэки валялся старый жестяной указатель, на котором было написано: «Содебин». У меня перед глазами всплыл дневник Жюли. Помнишь, Калеб Траскман приводит это название в списке лучших способов заставить тело исчезнуть?
– Да, помню.
– «Содебин» – это старый склад для хранения сверхопасных химических веществ. Я отправился туда. Пока я там осматривался, на меня напал русский. Погоди…
Сначала он показал фотографию своего агрессора. Откушенный язык, вылезшие из орбит глаза. Поль поморщился. Потом Габриэль перешел к фотографии тела в кислоте и под конец продемонстрировал два трупа в мешках.
– Они лежали в углу ангара, когда я туда пришел. Полностью обритые, в том числе головы, и, я не знаю, такое ощущение, что их вымачивали в формалине до того, как засунуть в мешки. Этот тип использовал заброшенный склад, чтобы избавляться от таких тел при помощи бочек кислоты, которые заставлены другими бочками, пустыми. По всей видимости, Гаэка еще при жизни обеспечил ему доступ и в здание, и к кислоте. Это длится много лет. Много лет они растворяют тела в своих цистернах.
