Крышка сдвинулась, словно приглашая заглянуть внутрь. В тайнике лежала маленькая книга в переплете из светло-коричневой кожи, размером не больше блокнота, на которой был вытиснен ксифопаг, подобный тому, который был изображен на секретной двери у Траскмана. Золотыми чернилами на обложке было написано название:
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО КСИФОПАГА
Габриэль достал книгу и с комом в горле посмотрел на нее, как на предмет про́клятый, ядовитый, содержащий в себе самые страшные откровения. В томике было около пятидесяти рукописных страниц, заполненных красивым ровным почерком. Почерком Калеба Траскмана.
Он приступил к чтению.
75
Лето 2005 (июль)
Начиная с убийства Авеля Каином, художник изображал преступление. У Гойи или Жерико воспроизведение запретных действий лежало в основе их поразительных шедевров. «Смерть Сарданапала» Делакруа – по сути чистейшая жестокость, а посетители музеев приходят от нее в восторг. Кино, как и литература, превращает сцены убийства в скрытое наслаждение для глаза. Тот, кто читает или смотрит, так же причастен, как и тот, кто действует, он становится соучастником благодаря гипнотическому воздействию пролитой крови. Такова человеческая природа. Вуайеризм и смакование мерзости.
Мы четверо, выдающиеся художники, основатели тайного общества Ксифопага, обладаем одной общей чертой: мы отличаемся от общей массы благодаря жестокости и аморальности некоторых плодов нашего труда. Нас осуждают, иногда ненавидят, часто не понимают. Не важно, откуда мы взялись, какие трудности преодолели на своем жизненном пути и какие страдания нам пришлось перенести: так или иначе, эшафот осуждения всегда довлел над всем остальным, принижая и разрушая нас.<…>
Совершенно ошеломленный Габриэль опустился в кресло, в тишине переворачивая страницы. Эта книга существовала больше пятнадцати лет.
<…>Что может быть отвратительней и возмутительней, чем убийство человеческого существа? Но что может быть приятнее для того, кто владеет искусством отнимать жизнь и вдобавок способен разделить этот талант с публикой? Союз, объединивший нас в общество Ксифопага, призван помочь нам раздвинуть пределы, достигнуть высшей формы современного трансгрессивного искусства и представить его глазам максимального числа зрителей.
Данным манифестом мы, все четверо, обязываемся следовать своду изложенных правил и процедур, с тем чтобы наше начинание просуществовало так долго, как только возможно. Простое соблюдение всего, что изложено ниже, обеспечит долговечность наших усилий и навсегда оставит след в истории искусства. Разница между нами и художниками-убийцами в том, что мы позволим схватить нас, когда сами того пожелаем, то есть когда решим, что наш труд был достаточно плодотворен, чтобы раскрыть его конечную цель.
Габриэля тошнило. Он читал то, что его разум никогда не решился бы сформулировать. Он столкнулся с обесчеловеченными суждениями, с методиками, строгими правилами и руководством к действию, разработанными компанией выродков.
<…>Данная первая часть манифеста посвящена искусству идеального преступления, совершенно необходимого для успеха нашего предприятия. Во все времена самые знаменитые убийцы пытались воплотить это искусство в жизнь, романисты – разработать его детали, изобретая свои сюжеты, а художники – изобразить его на полотнах, занимающих целую стену. В рамках нашей деятельности нам необходимо дать наше собственное определение идеального преступления, присовокупив к нему набор правил, являющихся плодом долгих совместных размышлений и глубоких познаний в криминальных областях, полученных в результате изысканий, проведенных каждым из нас в близкой ему сфере искусства.<…>
Габриэль продолжал читать. Правила идеального преступления излагались в строгом порядке, расположенные по степени их важности. Первым из них было отсутствие трупа. Невозможность обнаружить тело было проклятием и кошмаром следователей. Предлагались различные методы, как в дневнике Жюли. Первое место на пьедестале заняло химическое уничтожение. Потому что жидкость можно было рассеять, она могла быть поглощена почвой или вылита в канализацию. Далее Габриэль ознакомился с руководством к действию. Правила, настолько же конкретные, насколько леденящие, следовали одно за другим. «Наносить удар наудачу», «Никогда не появляться вместе», «Между преступлениями должно пройти время», «Не иметь никакой связи с жертвой». Речь также шла о подмене трупа, что в обязательном порядке подразумевало «наличие сообщника в органах, занимавшихся расследованием, с целью фальсификации анализов». Обговаривалось также, что сообщество будет регулярно собираться здесь в первую пятницу каждого месяца, а между этими собраниями любые контакты должны быть исключены. Ничто в их еженедельниках, бумагах или информационных данных не должно указывать даже на малейшую связь между членами сообщества.
Габриэль, не отрываясь, проглатывал эти исполненные абсолютного холода тексты. В другой части речь шла о «демонстрации» и о распространении результатов их труда. Потому что целью было не только совершить преступление, но и скормить его самым широким массам. Это и служило основным двигателем их деятельности. Они распространяли свои произведения среди знакомых и простой публики, с тем чтобы эффект от разоблачения, когда оно произойдет, был как можно сильнее. Все те, кто читал или видел, станут неотъемлемой частью художественной акции этих ненормальных. Благодаря трактату в его руках Габриэль стал свидетелем рождения новой формы искусства, самой гнусной из всех: искусства криминального.
<…>Нам будет полезен каждый зритель. Они станут свидетелями идеального преступления, сами того не зная, но в глубине души, в самых тайных ее закоулках, они будут знать. Караваджо любил смотреть, как в глазах тех, кто любовался его картинами, отражается отвращение. Наши преступления станут тем идеальнее, что этот ужас будет увиден тысячами людей. Людей, которые за это заплатили. Индивидуумов, которые, когда все откроется, осознают истинную силу нашего начинания и всю мощь нашей акции.
Так вот в чем было дело. Неужели столько страданий, столько риска – все из-за дерьмового тайного общества, целью которого было превратить преступление в маскарадный спектакль?
Габриэль уже представлял себе, какое впечатление произведет это на сотни тысяч читателей Траскмана, когда в один прекрасный день раскроется правда. Он подумал о старом Паскале Круазиле, который, скорее всего, ничего не знал и каждый день разглядывал портрет похищенного и наверняка убитого молодого человека.
<…>Однажды, когда мы примем решение, настанет момент разоблачения. Но, как в хорошем романе ужасов, ему суждено прийти как можно позже. В принципе это разоблачение должно исходить от нас самих, но его источник может находиться и вовне, оставаясь тем самым вне нашего контроля; и самым вероятным, хотя и чисто гипотетическим подобным источником является полиция.
<…>В случае если третье лицо заподозрит одного из членов сообщества, ожидается, что каждый из нас обдумает и предложит эффективный выход, чтобы вырваться из-под власти чужака и не подвергать опасности деятельность общества. Наш союз, даже раненный, усеченный, попавший под подозрение, должен выжить до последнего из нас или до финального разоблачения.
