– Мне плевать, что у нее удар слабее, чем у мышонка. Пусть такой мир катится в бездну, если кто-то находит подобное приемлемым.
Я остановилась и с изумлением уставилась на него. Его глаза горели, как осколки янтаря, а челюсть была твердой как камень.
– И это стоит того, чтобы потерять место и стать изгоем?
Он сердито смотрел на меня.
– Ты совершенно меня не знаешь, если вообще задаешь такой вопрос.
– Я вряд ли хоть немного тебя знаю, – прошептала я, раздосадованная тем, как обжег смысл его слов.
– Что ж, теперь ты знаешь, что я никогда не буду стоять и смотреть, как кто-то бьет тебя или кого-то еще без веской на то причины, просто потому, что может так делать, – выпалил он.
Я хотела было сказать, что он говорит глупости и не понимает сути. Но это вовсе не глупости. В мире, где мы живем, все перемешалось, и боги знают, что не впервые я над этим задумываюсь. Но прежде эта проблема никогда не поражала меня с такой ясностью.
Я молча отвернулась от него и продолжила путь. Он шел следом. Минуло несколько секунд.
– Не то чтобы я довольна тем, как она со мной обращается. Я изо всех сил старалась не бросить в нее эту книгу.
– Хотелось бы, чтобы бросила.
Я чуть не рассмеялась.
– Если бы бросила, она бы нажаловалась на меня. Наверное, на тебя точно нажалуется.
– Герцогу? Ну и пусть. – Он пожал плечами. – Не могу представить, чтобы он был доволен таким обращением с Девой.
Я фыркнула.
– Ты не знаешь герцога.
– Ты о чем?
– Может, он даже одобрит ее действия, – ответила я. – Они оба теряют контроль, если что-то выводит их из себя.
– Он тебя бьет, – заявил Хоук. – Вот что она имела в виду, когда говорила, что ты соскучилась по палке?
Он схватил меня за руку и развернул лицом к себе.
– Он бьет тебя палкой?
От недоверия и гнева в этих золотистых глазах мне стало нехорошо. О боги! Поняв, что я сейчас практически призналась, я ощутила, как кровь отхлынула от моего лица и быстро прилила обратно. Я дернула руку, и он отпустил.
– Я этого не сказала.
Он смотрел прямо перед собой, двигая челюстью.
– А что ты говорила?
– Т-только то, что герцог скорее накажет тебя, чем жрицу. Понятия не имею, что она имела в виду, когда говорила о палке. – Я быстро добавила: – Иногда она болтает ерунду.
Хоук смотрел на меня, опустив ресницы.
– Тогда я неправильно тебя понял.
Я с облегчением кивнула.
– Я просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
– А у тебя?
– Со мной все будет хорошо, – быстро ответила я и пошла дальше. Проходящие мимо слуги бросали на нас взгляды. – Герцог просто… отчитает меня, преподаст урок, а тебя ждет…
– Меня ничего не ждет, – сказал он, но я в этом не была уверена. – Она всегда такая?
– Да, – вздохнула я.
– Эта жрица… – Он помолчал, и я глянула на него. Хоук поджал губы. – Настоящая сука. Я редко такое говорю, но сейчас скажу. С гордостью.
Меня душил смех, и я отвернулась.
– Она… она – это нечто, и ее всегда расстраивают мои… старания быть Девой.
– Как именно ты должна себя проявлять? – спросил он. – Или даже так: какие старания ты должна прилагать?
Я чуть не бросилась на него и не обняла. Конечно, я этого не сделала, потому что это было бы в высшей степени неподобающе. Поэтому я только сдержанно кивнула.
– Не знаю. Не похоже, что я пытаюсь убежать или лишиться Вознесения.
– А если бы пыталась?
– Забавный вопрос, – проговорила я. Мое сердце все еще колотилось от того, что я чуть себя не выдала.
– Я спрашиваю серьезно.
Сердце в моей груди замерло. Я остановилась в узком коротком коридоре и подошла к окну, выходящему во двор. Подняла голову на Хоука. Все в нем говорило о том, что это настоящий допрос.
– Не могу поверить, что ты такое спрашиваешь.
– Почему?
Он подошел ко мне.
– Потому что я не могу такое сделать. И не буду.
– Мне кажется, возложенная на тебя честь приносит очень мало выгод. Тебе нельзя показывать лицо или выходить с территории замка. Для тебя даже не стало сюрпризом, когда жрица собралась тебя ударить. Это заставило меня думать, что пощечины – обычное дело. – Он сдвинул темные брови. – Тебе нельзя разговаривать с большинством людей, и большинству нельзя говорить с тобой. Ты изрядную часть дня сидишь взаперти в комнате, твоя свобода ограничена. Все права, которые есть у других, для тебя под запретом – это награды, которые, похоже, невозможно заслужить.
Я открыла рот, но не знала, что сказать. Он перечислил все, что я не имела, и сделал это так до боли ясно. Я отвернулась.
– Поэтому я бы не удивился, если ты пытаешься избежать этой чести, – закончил он.
– А ты меня остановишь, если я сбегу? – спросила я.
– А Виктер бы остановил?
Я нахмурилась, не уверенная, хочу ли я знать, почему он это спрашивает, но все равно ответила честно:
– Я знаю, что Виктер заботится обо мне. Он… он такой, каким, по моим представлениям, был бы мой отец, если бы не умер. И я Виктеру как дочь, которая так и не сделала вдоха. Но он бы меня остановил.
Хоук ничего не сказал.
– Итак, ты меня остановишь? – повторила я.
– Думаю, мне было бы очень любопытно узнать, как именно ты планируешь сбегать.
У меня вырвался короткий смешок.
– Знаешь, я правда в это верю.
– Она доложит на тебя герцогу? – спросил он чуть погодя.
Мне сдавило грудь. Я повернула к нему голову. Хоук смотрел в окно.
– Почему ты спрашиваешь?
– Доложит? – спросил он еще раз.
– Наверное, нет, – ответила я. Ложь слишком легко сорвалась с моих губ. Жрица, скорее всего, отправилась прямиком к герцогу. – Она слишком занята подготовкой к Ритуалу. Как и все.
Как должен быть занят и герцог. Поэтому мне может повезти и у меня будет хотя бы отсрочка до того, как он неизбежно меня позовет. Надеюсь, это означает, что и Хоуку повезет. Если его отстранят от должности, то вряд ли я когда-нибудь снова его увижу.
Печаль, которую принесла эта мысль, означала, что давно пора сменить тему.
– Я никогда не была на Ритуале.
– И никогда не прокрадывалась тайком?
Я опустила голову.
– Меня оскорбляет то, что ты вообще такое предположил.