Это чрезвычайно опасно: если бы нападавший продолжил сжимать шею дальше, он, несомненно, убил бы бегунью.
Я увидел эту девушку снова только два года спустя, во время судебного процесса над нападавшим в суде ассизов Вьенны в Пуатье.
Ей совсем не стало лучше. Судебный процесс только усугубил ее переживания, поскольку ей пришлось неоднократно рассказывать о нападении и, следовательно, переживать его заново. Сначала дважды перед жандармами, затем перед следственным судьей, экспертом-психиатром, экспертом-психологом, который сообщил о ее тревожно-депрессивном состоянии, затем перед судмедэкспертом, а потом снова перед судом ассизов.
В то же время она не наблюдалась у психолога, а успокоительные препараты и антидепрессанты, прописанные терапевтом, ей не помогли. Я убежден, что более тщательный подход к преодолению стресса и правильное психологическое сопровождение помогли бы не допустить некоторых из ее симптомов или облегчить их.
Другая сторона тоже не в лучшей форме – нападавший на скамье подсудимых пребывает в подавленном состоянии. Бедный парень, вся жизнь которого заключалась в работе на ферме, почти не имевший отношений с женщинами, «неспособный к отношениям» – скажет осматривавший его психиатр.
На вопрос председателя суда подсудимый вновь говорит о своем стыде, о вине, которая его душит, и о том, что его все не покидает вопрос: «Почему я это сделал? Почему?»
Мои фактологические показания ограничиваются пересказом моего же экспертного заключения – описанием повреждений и их развития. Когда дело доходит до допроса, обвинитель довольно резко спрашивает меня: «По вашему мнению, господин эксперт, мог ли обвиняемый убить в тот день?» Я смотрю на присяжных, четырех женщин и двоих мужчин: все неподвижны. Они ждут моего ответа. «Да, господин обвинитель. Но он этого не сделал. Он ослабил давление». Услышав мой ответ, обвинитель приобретает раздраженный вид.
На следующий день наступает время прений.
Адвокат Клеманс рассказывает о разрушенном будущем беззаботной молодой женщины, «которая была так счастлива», чья «жизнь была прекрасной, многообещающей, освещенной жизнерадостностью» до этой скверной встречи.
Клеманс оказалась «в состоянии посттравматического стресса, сверхбдительности», с чувством, что в любой момент с ней может случиться что угодно, что все может исчезнуть в одночасье, «одним махом».
Тем, что выжила, Клеманс обязана исключительно своему упорному сопротивлению и годам занятий боевыми искусствами.
Теперь поднимается обвинитель, чтобы произнести речь. Прибегая к громким словам и широким жестам, он превращает Клеманс в героиню смертельной схватки, отдавая дань ее сопротивлению при попытке изнасилования и убийства.
Чтобы подчеркнуть свои слова, он перечитывает одно из заявлений жертвы: «У меня есть отчетливое чувство, что он всем сердцем хотел убить меня».
Затем обвинитель проходится по длинному списку женщин, убитых на пробежке незнакомцами, и приходит к выводу: «Пытаться понять – не значит простить вину».
Он настаивает на заключении эксперта-психиатра.
«У нападавшего, конечно, был импульс к действию, но он смог самостоятельно прервать нападение, следовательно, этот импульс не создавал непреодолимого принуждения, что могло бы уменьшить ответственность подсудимого».
У него, без сомнения, было намерение изнасиловать и убить. Требуется приговорить его к десяти годам лишения свободы с принудительным лечением.
После этой атаки обвинения адвокат защиты делает со своей стороны все возможное.
Он напоминает, что подсудимый ранее не был судим, описывает единственную жизнь, знакомую ему, – семейную ферму, которая передавалась из поколения в поколение от отца к сыну.
Обвиняемый возложил на себя моральный долг продолжать семейное дело. Без женщины в своей жизни, за одним кратким исключением, без друзей, без отпусков, он с подросткового возраста сам строил свой суровый быт, никогда не имел проблем с законом, не прибегал к насилию, замкнутый в своей семейной и профессиональной жизни.
Затем он уточняет для присяжных: «Вы не судьи, в чем пытается убедить вас господин обвинитель, вы здесь не только для определения наказания, но и для квалификации фактов».
Ставки высоки, поскольку, в зависимости от квалификации, срок наказания варьируется от обычного до двойного.
Что касается попытки изнасилования, напоминает адвокат, этот термин означает попытку сексуального проникновения. Однако при нападении не было даже прикосновений сексуального характера, подсудимый только порвал на потерпевшей майку.
Что до покушения на убийство, адвокат настаивает на том, что нападение прервал обвиняемый, что означает добровольный отказ от совершения преступления. Он уточняет, что «просит не оправдания, а приговора в соответствии с переквалификацией фактов».
Последнее слово остается за обвиняемым. Он неловко поднимается с места: «Я не понимаю. Я признаю свои ошибки, но не узнаю себя. Я не мог совершить такое. Виню себя… И не понимаю». Он заливается слезами.
Его приговаривают к восьми годам лишения свободы за покушение на убийство и сексуальное домогательство и пяти годам принудительного лечения. Обвинение в попытке изнасилования отклонено. В качестве компенсации ущерба, причиненного потерпевшей, он должен выплатить ей 8900 евро.
Я сохранил редкое фото из зала суда: на нем обвиняемый, полностью завороженный происходящим.
Парень не мог понять, что с ним произошло, и, на мой взгляд, в тюрьме он этого тоже не поймет.
Его мозг на мгновение уступил место чему-то, что он не мог выразить словами: импульсу, который он не мог контролировать или не знал как, внезапно пустившему под откос две до этого самые обычные жизни.
Подсудимый перешел от неизменного уклада повседневной жизни на ферме, зависящего от времен года, к застывшему тюремному пребыванию. Его жертва потеряла ориентиры и заблудилась в страшном мире, полном опасностей. В то августовское утро 2014 года часть Клеманс навсегда осталась на грунтовой дороге в кукурузных полях.
Мумм
Обычный мартовский вторник. Я пользуюсь перерывом в расписании, чтобы написать отчеты. Это очень важное время для судмедэкспертов. Но длится оно ровно до того момента, когда телефонный звонок дает сигнал к выезду: любитель прогулок на природе только что обнаружил тело на поляне где-то на востоке департамента.
Вот он, технологический прогресс: жандарм дает мне GPS-координаты участка. Больше нет необходимости в утомительных объяснениях или промежуточных пунктах встреч посреди поля у мигалок. Мне нужно только ввести долготу и широту в бортовой навигатор и позволить ему вести меня.
Я собираю на выезд ту часть команды, которая прямо сейчас не занята в каком-нибудь важном процессе: на суде ассизов, в следственном эксперименте или вскрытии. Ну что же, из всего можно извлечь какой-нибудь урок. Так что со мной в путь отправляются руководитель клинической практики
[32] и интерн.
