Прежде всего – одежда. Брюки, трусы, пара черных кроссовок, футболка с двумя круглыми дырками, одна на левом рукаве, другая на груди, тоже слева.
Далее вещи. Часы марки «Фестина», сотовый телефон в кармане.
И наконец, ювелирные изделия. В останках найдены пирсинг и позолоченная цепь.
Следователи, которым известно, что месяцем раньше в полицию поступило заявление о пропаже человека, полагают, что погибший – это некто Дамиэн Д. двадцати семи лет. На фотографиях, предоставленных семьей, видно, что он носил пирсинг, часы и цепь.
От тела остались только кости, части органов в тазу, немного жировой ткани и мышечной ткани бедра. Больше ничего.
При обследовании грудной клетки обнаружены шесть переломов ребер и составные части охотничьего патрона: многочисленные дробинки и пластиковая «юбочка».
«Юбочка» – это пыж-контейнер, небольшая пластиковая емкость со свинцовыми шариками внутри, которая вставляется в патрон. В момент выстрела она снижает трение заряда в стволе и повышает кучность выстрела, но может и увеличить разброс, в зависимости от формы, целей производителя и характеристик оружия.
Все говорит о том, что выстрел был сделан с левой стороны, по направлению сзади вперед. А вот переломов ребер слишком много, чтобы связывать их с выстрелом. Жертву били сбоку? Или тут тоже потрудились большемерки 45-го размера? Невозможно ответить. У гигантского микадо нет подсказок, позволивших бы нам сделать более точное предположение.
Согласно отчету о вскрытии, переданному в суд, мужчина погиб от огнестрельного ранения, нанесенного при помощи оружия типа «охотничье ружье». В отчете также говорится о следах двух выстрелов, каждый из которых был смертельным. Один был совершен в грудь и вызвал немедленное массивное кровотечение и моментально нейтрализовал жертву. Другой, в голову, повлек разрушение мозгового вещества. Выстрелы производились с близкого расстояния, в диапазоне от 90 сантиметров до одного метра, установить более точное расстояние не представляется возможным. Дробь в грудной клетке сильно деформирована, но может соответствовать шестому калибру.
Вскоре исследование ДНК подтверждает личность жертвы. Тело или то, что от него осталось, рассказало следствию все, что могло. Прокурор подписывает разрешение на захоронение, и Дамиэн Д. наконец покидает наше заведение, чтобы быть надлежащим образом похороненным.
Я перехожу к другим делам. Время от времени до меня долетают отголоски расследования, которое буксует из-за отсутствия версий. Назначен судебный следователь.
Наконец жандармерия задерживает Венсана М., местного заправилу с богатым криминальным прошлым, и его девушку Эмили. Находясь под стражей в полиции, девушка разоблачает своего товарища, который якобы признался ей в преступлении. По ее словам, Венсан думал, что Дамиэн чересчур много вертится вокруг нее. Но на допросе у судебного следователя Эмили меняет показания. Жандармы начинают расследование заново.
Тем временем судебный следователь поменял юрисдикцию дела. Его преемник берется за расследование и, чтобы продвинуть следствие, назначает новую судебно-медицинскую экспертизу и, соответственно, эксгумацию. Экспертом он выбирает судебного медика из соседнего региона, специализирующегося на судебно-медицинской антропологии
[43], с просьбой повторно исследовать череп и одежду жертвы.
Мне об этих перипетиях не сообщают.
Нас не информируют о ходе каждого дела, для которого мы проводим вскрытие. И это весьма неплохо, потому что нам тут есть чем заняться.
Если происходит что-то новое по делу, которое мы вели, об этом чаще всего узнаем из местной прессы.
Так что, когда мне звонит жандарм из службы уголовного розыска Пуатье, я удивлен:
– Доктор Сапанэ, мне необходимо узнать, что у вас с черепом по делу Дамиэна Д.
– Без проблем, приходите в институт, когда вам удобно.
– Нет, я не могу, нужно встретиться у нас в здании.
– Вот как? Хорошо, я приеду.
Меня разбирает легкое беспокойство. Приглашение, мягко говоря, необычное. Как только я захожу в здание службы уголовного розыска, сразу становится понятно, что беспокоился я не зря.
– Доктор, я хочу поговорить с вами по поручению судебного следователя по делу о смерти Дамиэна Д.
Тон совсем не дружелюбный, я чувствую, что меня в чем-то обвиняют. Ну и ну! Надеюсь, меня не собираются арестовать. Я люблю острые ощущения, даже немного на грани, но быть арестованным у меня нет желания. Жандарм, который только что произнес это вступительное слово, сидит за своим компьютером и, обращаясь ко мне, сосредоточенно печатает на клавиатуре.
– Доктор, вы знаете, как у нас все устроено. Я не буду заставлять вас приносить присягу.
Да он и не может: присягу приносят свидетели, а не эксперты.
– Вы получили распоряжение вернуть тело Дамиэна Д. его семье для захоронения. Тело захоронили. Вот только после эксгумации выясняется, что череп отсутствует. Судья хочет знать, почему приказ не был приведен в исполнение.
– Приказ исполнен. Прокурор подписал разрешение на захоронение, и мы передали тело семье.
– Но череп вы оставили у себя.
– Череп был изъят как вещественное доказательство согласно судебно-медицинскому протоколу.
– Но ведь семья получила разрешение на захоронение тела. Почему вы не вернули его семье?
Жандарм тонко улыбается. Итак, мы играем в кошки-мышки.
– Мы его вернули.
– Но не череп.
– Правильно, он опечатан.
– Но череп – это часть тела, так почему бы не вернуть и его?
– Потому что, когда его изъяли и опечатали, он перестал быть частью тела. Это больше уже не череп, а вещественное доказательство. А вещдоки не хоронят. Вот если бы это был череп, его захоронили бы вместе с телом.
– Доктор, не играйте словами. «Тело» подразумевает также и череп, верно?
– Обычно да… Хотя бывают дни, когда я в этом сомневаюсь.
– Доктор, дело серьезное, не относитесь к нему так легкомысленно. Вас попросили вернуть тело и череп. Череп исчез. У вас есть объяснение?
– Если бы прокурор хотел, чтобы череп вернули семье, он снял бы с него статус вещественного доказательства. Таким образом, вещдок снова стал бы черепом и был передан семье вместе с телом.
– Доктор, я возвращаюсь к своему вопросу. Семья ведь получила разрешение на захоронение тела?
– Вы это уже спрашивали, а я уже отвечал. Тела – да, но не вещественных же доказательств! Выдача разрешения на захоронение – это не снятие статуса вещественного доказательства, не возвращение вещдоков и даже не приказ об их захоронении.