– Кофе было бы здорово! – говорит он. – Черный, конечно же. – Он подмигивает.
– Конечно! – Я вскакиваю и удаляюсь.
На кухне споласкиваю тарелки и помещаю их в самую большую посудомойку, которую только видела. Потом я наливаю напиток из кофейника со стола в две чашки. И тут до моих ушей доносится драматичный разговор за углом.
– Это тяжело, – всхлипывает кто-то.
– Я знаю, знаю, – успокаивает второй женский голос. – Твоему малышу исполнилось бы четыре года как раз в следующем месяце. Они были бы кузенами.
По шее пробегают мурашки. Она имеет в виду?..
Осторожно беря чашки, я ухожу, повернувшись спиной к шепчущимся девушкам. Но не могу удержаться. Оказавшись на безопасном расстоянии, я оглядываюсь.
Как и следовало ожидать, это разговаривают Молли и Бренна, склонившиеся близко друг к другу.
У меня как минимум миллион вопросов. Но почему-то первый из них – отдаст ли теперь Бренна коллекцию значков на своем платье?
Рев Годзиллы
Блейк
Хоспади боже, осталось еще чуть-чуть. Если бы этот бебишауэр был бейсбольным матчем, то сейчас я бы двигал ногами в направлении домашней базы
[25].
Конечно, на пути к первой, второй и третьей базе были пара заминок. Например, Молли все время таращилась на Джесс. Мама не переставала бросать подозрительные взгляды в мою сторону. К тому же, кажется, я немного взбесил Бренну. Но я преодолел трудности и несусь к «дому», готовый сбросить напряжение, которое сидело во мне с…
– Блейк? Можно с тобой поговорить?
Ешкин кот.
Я чуть не ныряю обратно в ванную, когда вижу, что в коридоре меня ждет Молли. Мать твою. Зачем вообще я пошел пописать? Надо было потерпеть до дома. Или воспользоваться пустой бутылкой от «Гаторейда» в «Хаммере». Джесс бы вырвало, но ее отвращение – малая цена за спасение от разговора с бывшей.
Теперь я в западне. Молли смотрит грустным взглядом котика из Шрека, отточенным за все эти годы.
– А… Нам с Джесс надо уезжать, – неловко говорю я. – Может, в другой раз?
– Почему ты не сказал, что с кем-то встречаешься?
Что ж, видимо, сейчас.
Подавляя раздражение, я пытаюсь придумать подходящий ответ. Почему не сказал ей, что с кем-то встречаюсь…
Ну, во-первых, потому что это ни хрена ее не касается.
Но это слишком резко. Так ведь?
Может быть… потому что мы расстались пять лет назад?
Черт. Все равно грубо.
Потому что каждый раз, когда я вижу тебя или слышу твое имя, я хочу превратиться в Халка и разгромить весь город.
Да уж, еще хуже.
Что бы я ни сказал, ничто ее не успокоит. Мне не приходит в голову ничего лучше, кроме:
– Мы начали встречаться недавно.
– Шесть месяцев – это не «недавно»! – Она смущенно краснеет, когда понимает, что кричит. Девушка тут же понижает голос: – Было бы здорово, если бы ты поставил меня в известность, Блейк. Ты же знал, что я сегодня буду здесь. Была бы благодарна, если бы ты меня предупредил, что кого-то приведешь, – жестко говорит она.
Я стараюсь говорить равнодушно:
– Не обижайся, Мол, но я не обязан ни о чем тебя предупреждать. Прошло пять лет. Тебя не должно шокировать, что я встречаюсь с другими людьми.
Ее губы в ужасе раскрываются. Она начинает быстро моргать, и я готовлюсь к неизбежным слезам.
– Тебе необязательно быть таким жестоким, – шепчет она, активно мигая. – После всего, через что мы прошли, я заслуживаю большего.
Вот и слезы. Они на секунду задерживаются на ее темных ресницах, прежде чем скатиться вниз по щекам. Молюсь, чтобы никто из сестер сюда не вошел. Если они увидят, то надерут задницу так, что она будет болеть до следующего воскресенья. Они те еще защитницы Молли.
– Молли. – Я прячу обе ладони в карманы. Не собираюсь касаться этой женщины. Не собираюсь ее утешать. – Ты должна жить своей жизнью.
Ее полные слез глаза расширяются.
– Я живу своей жизнью.
– Нет. Но пора начать это делать, милая. – Мои руки выскальзывают из карманов и повисают по бокам. – Прости, но сейчас мне не до этого. Береги себя. – Я неуклюже прохожу мимо, не оглядываясь. Засранец ли я? Может быть. Есть ли мне до этого гребаное дело? Не-а.
Молли должна быть счастлива, что она здесь. Одно слово, и ее больше не будут приглашать на такие события. Если бы семья знала, что она сделала, ей бы даже не дали подойти к входной двери.
Джесс ждет в гостиной, накручивая кончик волос, убранных в конский хвост, на палец. При приближении она поднимает взгляд, видит мое лицо и спрашивает:
– Все в порядке?
– Все просто цветет и пахнет. Потопали, мы уходим.
Мы уже со всеми попрощались, поэтому ничто не мешает взять ее за руку и потащить к тачке.
– Полегче, – ворчит она, отталкивая ладонь. – Я умею ходить сама.
Я чуть ли не бросаюсь на водительское сиденье, завожу мотор и включаю скорость еще до того, как Джесс успевает пристегнуться. Ее ремень защелкивается, когда я оставил родительский дом уже далеко позади.
Его вид в зеркале выводит меня из себя. Я люблю это место. Какого хрена Молли отдаляет меня от собственного дома?
– Блейк, притормози. Ты едешь слишком быстро.
Немного отпускаю педаль газа. Блин, я весь взбешен. Взблейкшен. Хмыкаю от придуманного нового слова. Или, может быть, это истерический смех.
– Так, а теперь ты меня пугаешь, – заявляет Джесс. – Останавливайся. Я серьезно.
Так и делаю. Возможно, дело в резкой командной интонации. Мама говорила так, когда просила убраться в комнате, угрожая перестать платить за хоккей.
Я паркуюсь на обочине и смотрю вперед. Мы в конце улицы. Надеюсь, никто с вечеринки не будет проезжать мимо и не остановится, чтобы спросить, какого черта тут происходит.
– Вылезай, – приказывает Джесс. – Я поведу.
Снова слушаюсь. И даже не спрашиваю, может ли она водить такую мощную машину. Я еще в своем уме и понимаю, что она треснет за такой сексизм.
Мы меняемся местами, но Джесс не заводит. Она молча меня изучает, а потом тяжело вздыхает.
– Я знаю, в чем дело, так что можешь не притворяться.
Я хмурюсь.
– Ты о чем?
– Догадываюсь, почему ты расстроен, – поясняет она.
