Давно мне не было так приятно. Я тону в девушке и не хочу, чтобы меня спасали. Продолжаю делать все резко и быстро, хотя мечтаю о долгой, медленной ночи в моей кровати.
Но ей это нравится, а я из тех парней, кто не губит хорошие вещи. Вот только они разрушают меня. Она так крепко обнимает меня ногами, что я не хочу, чтобы это заканчивалось. Стоны так же приятны, как хватка влагалища вокруг члена.
А потом она присасывается к моему языку, и яйца сжимаются быстрее щелчка
[35].
– Вот блин, – говорю между стонами. – Я сейчас кончу, Джесси. Очень быстро. Прям… мать твою… сейчас.
Я распахиваю глаза и вижу ее прекрасные черты, напряженные от наслаждения. Это подводит к финалу. Я мощно кончаю, отчего трясется все тело. Девушка стонет, длинно и медленно, и мы вместе дрожим, соединившись губами так же крепко, как и телами.
Какое-то мгновение мы просто не двигаемся, тяжело дыша. В конце концов приходится опустить бедняжку вниз и отстраниться от нее. Она все еще цепляется за меня, обхватив руками за шею.
– Это было…
Предложение остается без окончания.
Согласен. Поправляю ее платье, потому что совсем не хочу переставать ее касаться. Но нельзя, чтобы нас увидели. Мягко прислоняю Джесс к стене и торопливо одеваюсь. Похоже, она осознала наше текущее положение, потому что начала поправлять волосы. Большие карие глаза смотрят в мои, и это убивает. На щеках самый прекрасный сексуальный румянец, и все, чего мне хочется, – это утащить ее в свою берлогу и начать все заново.
Шею внезапно отпустило. Боль ушла. Хочу построить алтарь для Джесс Каннинг и провозгласить случившееся чудо. Но сначала надо отсюда выбраться. Я мягко подталкиваю ее к выходу, надеясь, что никто не заметит, как мы выскальзываем из…
Джесс врезается в грудь Уилла О’Коннора в ту же секунду, как она выходит за дверь.
Блин.
Самый ненадежный товарищ по команде усмехается ей, а потом, выгнув бровь, смотрит на меня.
– Итак, – говорит он. – Райли. Я так понимаю, перспектива надранной задницы за секс с сестрой Уэсли на тебя не распространяется? Он будет в восторге, когда я ему расскажу.
Едва открываю рот, чтобы поспорить, но Джесс меня опережает. Она тычет ему пальцем в грудь и хмурится.
– Это не старшая школа, чудило. Брату совсем незачем знать о каждой совершенной мной глупости.
Захлопываю рот. Хотел бы я не слышать то, что она сейчас сказала. Но слова отпечатались в мозгу. И боль, которая с этим приходит, немного пугает, потому что уже очень, очень давно желудок так не сжимался и мне не казалось, что кто-то воткнул в сердце лезвие конька.
Лицо О’Коннора расплывается в улыбке.
– Если еще раз захочешь сделать что-то подобное, я в твоем распоряжении.
Приглушенный звук, похожий на судорожный вздох, который я все это время сдерживал, вырывается на свободу из горла.
Почуяв неладное, Джесс снова отступает назад и прижимается к моей груди. Ее руки ложатся на мои сжатые кулаки.
– Двигай, Уилл, – тихо говорит она. – Тут не на что смотреть.
Он усмехается, и мне хочется стереть это выражение с его лица. Требуется вся моя сила воли, чтобы дать парню уйти.
Когда мы остается одни, Джесс выдыхает.
– Ух. Ну и козел, да? – Она с улыбкой оборачивается.
Я пытаюсь ответить ей с радостью, но это тяжело. Джесс недвусмысленно сказала, что развлекаться со мной было глупо. Что бы я ни чувствовал к ней, очевидно, что она не испытывает того же. Хорошее настроение пробито так же быстро и бесповоротно, как воздушный шар иголкой.
– Гардеробщица вернулась, – отмечает Джесс. – Пойдем?
Беру ее за руку. Отвожу домой. Но это не приносит никакой радости.
Еще раз с чувством
Блейк
Шайба со свистом летит ко мне – пас от Уэсли. Я ставлю клюшку в позицию, прерываю траекторию движения и забиваю гол.
Так должно было случиться.
В третий раз за сегодня я промахиваюсь, отправляя снаряд в распахнутые объятия соперника по игре Уилла О’Коннора. И этот подонок ржет. Я не обращаю на него внимания, потому что смотрю на тренера.
Он расслабляется и качает головой.
Я так чертовски недоволен, что хочется плюнуть. И шея еще беспокоит. Боль растекается по плечу, уничтожая концентрацию.
Мы занимаем позиции для еще одного вбрасывания.
Я замечаю на себе взгляд Уэсли, полный переживаний. Шайба падает, Эриксон пасует. Я ускоряюсь, когда друг готовится послать снаряд мне.
Еще раз с чувством! Я касаюсь клюшкой этого щеночка и…
Лемминг совершенно неожиданно перехватывает его «тычком»
[36].
Тренер Хал дует в свисток.
– Давайте кое-что поменяем, – предлагает он.
Уэс стонет. Он знает, что сейчас будет. Хал проведет замену игроков перед завтрашней игрой. Черт возьми.
И все даже хуже, чем я думал: Уэса тренер ставит с О’Коннором, который любит приписывать себе все заслуги. Остаток тренировки товарищ проводит с кислым выражением лица. Когда звучит финальный свисток, я ухожу со льда так быстро, что, наверное, остается инверсионный след. Я оказываюсь в душе, пока остальные еще даже не развязали коньки.
Разминаю плечи под струей горячей воды. Появляются игроки, они не беспокоят меня, но я чувствую взгляды спиной. Поэтому я заканчиваю быстрее, чем обычно, и одеваюсь.
Пока я вожусь в раздевалке, надо мной нависает главный тренер, спрашивая, что случилось.
– Нам надо что-нибудь обсудить?
– Шея просто ноет, – настаиваю я, потому что так и есть. Все нормально, если не считать несильной боли и ужасного чувства обреченности, сгустившегося надо мной темной тучей. Я просто не могу отделаться от ощущения, что что-то внутри отключилось.
Прошлой ночью я не мог из-за этого заснуть. Это так на меня не похоже, что даже не смешно. Словно мой тщательно откалиброванный сенсорный баланс дал сбой. В прошлом году, когда у меня был вывих, я быстро вернулся в форму. На этот раз? Что-то идет не по плану.
Я быстро ухожу и еду в то место, которое никогда не подводит.
Бар, конечно же.
Сейчас только пять часов, в это время в «Стикс энд Стоунз» пусто. Остальные игроки позже тоже сюда подтянутся, но пока это место только для меня. И Лизы. Она торопливо подходит и громко ставит кружку пива.
