Шаги в коридоре высасывают из тела всю теплоту. Появляются Бренна и Молли. Несложно догадаться, почему Брен сердито на меня смотрит: у подруги мокрые глаза.
Ну конечно. Не удивлюсь, если узнаю, что она включает свои фонтаны в суде, чтобы добиться сочувствия. Присяжных двенадцать… да, как минимум половина из них поверит в эти крокодильи слезы. Она умеет убеждать.
Пора переключить внимание.
– Слушай, – говорю я, кивая и сестре, и дьявольской бывшей. – Как дела у Харли?
Молли медлит.
– О. Эм.
– Он случайно не в машине? – Сильно хочу увидеть этого маленького мохнатого зверя. Он вспомнит меня даже спустя пять лет. Я уверен.
Она медленно качает головой.
– Блейк, мне жаль, но…
Мать твою. Только не говори, что он умер. Тело покалывает от дискомфорта.
– Я отдала его друзьям в Ванкувере. Сложно бывать дома достаточно часто, чтобы его выгуливать.
– Ты… – Я уверен, что не ослышался. – Ты отдала моего пса? Ничего не сказав?
Ее рот открывается, закрывается и снова открывается.
– Ты не отвечал на звонки. – На ее лице появляется обида. – Но, наверное, взял бы трубку, если бы звонок был о псе.
Да, ответил бы. Потому что он хотя бы меня любил, ты, лживая ведьма!
Воротник рубашки внезапно становится слишком тугим, а сестры смотрят на меня, как на вулкан, который вот-вот начнет извергаться.
– ЕДА! – слышится оглушительный крик матери. – НАЛЕТАЙТЕ!
– Хвала Иисусу, – шепчу я. Надо сменить обстановку, даже если это просто столовая.
Мы шеренгой подходим к столу, и я веду Джесс к противоположному от Молли концу. Когда мы усаживаемся, то соединяем руки для молитвы. Джесс сжимает мою ладонь. Я кладу руку на ширинку, чтобы подразнить ее.
Она старается ущипнуть меня прямо над причиндалами. Сильно. Приходится закусить губу, чтобы сдержать улыбку.
– Господь всемогущий, – начинает мать, – спасибо за эти блага, которые мы сейчас примем. Мы благодарны за еще одно воскресенье вместе с семьей и за хорошее настроение Бренны, пусть она и похожа на выброшенного на берег кита.
– Мам! – ахает Бренна.
Мама открывает глаза и подмигивает дочери.
– Мы возносим молитву о благополучном рождении нашего внука, пока он прокладывает себе дорогу в этот мир, и о завтрашней победе над Кэнаксом
[43], который ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ В ПРОШЛЫЙ РАЗ ПОБЕДИТЬ! АМИНЬ!
Я слышу, как Джесс подавляет смешок.
Вторая молитва закончена, все передают друг другу блюда. Я предлагаю своей девушке тарелку с ветчиной, а потом здоровую порцию копченых ребрышек.
– Выглядит потрясающе, – хвалит она.
Пока поднос движется вокруг стола, я смотрю, как Бренна кладет себе на тарелку крошечную порцию картофельного салата, а потом передает его дальше.
– Ты в порядке? – Райли любят покушать, и если сестра отказывается от жратвы, то я начинаю переживать. Взгляд опускается на огромный опухший баскетбольный мяч под рубашкой. – И как долго я был в отъезде? Ты выглядишь килограммов на двадцать тяжелее.
У нее отваливается челюсть.
– Кто говорит такое беременной женщине?
– Ой, перестань. Ты прекрасна, и ты это знаешь. Но ты выглядишь крупнее.
После долгого молчания она устало вздыхает.
– Да, – признает она. – За последние пару дней я набрала несколько килограммов. – Она потирает правую сторону живота и откидывается на спинку стула. – У меня опухли ладони и ноги. На этой неделе у меня каждый день болел живот. И, по-моему, вернулся токсикоз: меня стошнило сегодня утром два раза.
Я дергаюсь от беспокойства.
– Это нормально?
Бренна опять трет живот.
– Чарли считает, что так желудок бунтует против всей жирной пищи, которую я потребляю.
– Возможно, он прав. Может, поменьше «Макдональдса» и побольше овощей? – предлагает Бритт, сидящая рядом со мной. – Вдруг поможет?
Наша сестра кивает.
– Я попросила маму сделать мне салат.
– О! – Молли вскакивает со стула и относит тарелку Бренне. Как будто нельзя было просто ее передать. – Тебе нужно что-то еще?
Сестра качает головой, мило улыбаясь моей бывшей.
– Ты и так на этой неделе вконец меня избаловала.
– Ну, – говорит Молли, возвращаясь на свое место, – я же помню, как тяжело быть беременной.
Вилка замирает на полпути к моему рту.
Приходится повторить в уме ее слова, просто чтобы убедиться, что она действительно их сказала. Но это правда. Она, сидя за столом моей семьи, сказала большую жирную ложь. Опять. А сестры теперь смотрят на нее с жалостью на лицах.
Когда она уехала из Ванкувера, я подумал, что с этой хренью покончено. Несколько тысяч километров между нами позволили забыть о ее подлости. Но вот она вернулась и все еще пытается держаться за ту ложь, которую сама же сказала. Это отвратительно.
И никогда не закончится.
Шею резко схватывает болью, и я громко роняю вилку.
– Хоспади. – С губ срывается еще одно менее цензурное слово.
– Блейк, – осторожно зовет Бренна, когда я встаю со стула, – куда ты пошел?
– За обезболивающим, – бормочу я, направляясь к дверному проему. На самом деле мне просто нужна минутка вдали от Молли, чтобы перестроиться. Больше так продолжаться не может.
Я вваливаюсь на кухню, наливаю в стакан воду и жадно ее заглатываю. Мой мозг безуспешно старается придумать какое-то решение – какой-то способ убрать Молли из наших жизней. Но в голову ничего не приходит.
Кто-то подходит сзади, и, повернувшись, я вижу Бренну.
– Блейк, – говорит она тихим голосом. – Нельзя вот так срываться с места. Может, ее чувства доставляют тебе беспокойство, но их надо признавать. И тебе, наверное, лучше не приводить сюда свою новую девушку, не предупреждая нас.
У меня чуть глаза из орбит не вылезают.
– То есть каждый раз, когда я хочу навестить маму с папой и привести с собой Джесс, я должен отправлять ей официальное приглашение? Следить, чтобы она ответила на него, потому что тогда вы будете знать, что она придет? Полная хрень. Джесс моя девушка, Брен. Она может приходить в любое время.
Она хмурится еще сильнее.
– Ты никогда не спрашивала разрешения перед тем, как привести сюда Чарли, – замечаю я, и гнев внутри начинает бушевать. – У Бет с Кайлом было то же самое. Так почему, черт возьми, сейчас все по-другому?
