– Ты знаешь почему, – шипит Бренна. – Мол – моя лучшая подруга. Ты собирался на ней жениться! Ты хоть понимаешь, как бесчувственно себя ведешь? Видеть тебя с кем-то другим для нее убийственно.
– Тогда почему она здесь? – парирую я. – Никто не держит пистолет у головы и не заставляет ее обедать с нами.
– Она здесь, потому что я так хочу! Потому что она – семья! – Щеки Бренны ярко краснеют. – И она до сих пор в тебя влюблена, тупой идиот.
Я делаю вдох. И еще один. И еще один на всякий случай. Я в двух секундах от того, чтобы начать твердить мантру, которой научил меня Уэс, когда мое колено не выдержало плей-оффы в прошлом сезоне. Я должен сказать: «Все будет нормально» – три раза.
Вот только… ни хрена ничего не нормально. И не будет, пока сестра продолжает подсовывать мне лживую бывшую. Эта женщина сломала меня.
– Мне жаль, что у нее до сих пор ко мне чувства, – говорю я так спокойно, как только могу. – Но ей надо покончить с ними. Я продолжил жить своей жизнью. Мне потребовалось для этого пять гребаных лет, но у меня наконец-то все хорошо.
Нет, у меня все прекрасно. Джесс Каннинг – мой мир. Может быть, у нас все и началось с простого секса по дружбе, но сейчас она моя. И она для меня все.
Бренна трет переносицу, словно пытаясь избавиться от мигрени.
– Я счастлива, что у тебя все хорошо…
– Ты уверена? – с горечью говорю я.
– Но это не изменяет того факта, что Молли все еще больно. То, что произошло между вами, опустошило ее, Блейки. Тебе совсем плевать, что она до сих пор оплакивает ребенка, которого вы потеряли?
Я сжимаю губы и понимаю, что они дрожат.
– Она постоянно о нем говорит! Я вожу ее на ужин каждый год в тот день, когда она должна была родить!
Какого. Хрена.
– Каково, по-твоему, ей осознавать, что она была для тебя одноразовой вещью? Вы планировали будущее…
Меня до сих пор изнутри лихорадит. Она празднует день рождения нашего ребенка?
– Ты обещал, что всегда будешь рядом, а потом просто от нее избавился!
День рождения нашего ненастоящего ребенка? Кто так делает?
– Я понимаю, что тебе тоже было тяжело, но вы могли бы разделить эту ношу друг с другом.
Что-то внутри меня щелкает.
– Бренна… – начинаю я.
– Вы могли бы оплакивать своего ребенка вместе…
– НЕ БЫЛО НИКАКОГО РЕБЕНКА!
Из столовой слышится хор ахов.
Бренна моргает.
– Что?
Я пытаюсь контролировать дыхание, яростную дрожь в ладонях, раскаленное негодование, кислотой окутывающее горло.
Сестра таращится на меня, ожидая объяснений.
– Его не было. Она сказала… Она пыталась заставить меня…
Вот черт. Я старался сдерживаться последние пять лет.
Бренна резко бледнеет. Я вижу, в какой именно момент она понимает, что именно я стараюсь удержать в себе. Ее подбородок дергается в направлении столовой, словно благонадежность Молли можно оценить сквозь две стены и лживое сердцевидное лицо.
– О боже, – беззвучно говорит она.
В мгновение ока ярость превращается в поражение. Мучительное и тяжелое, давящее на плечи так, что мне с трудом удается стоять прямо.
– Что ты такое говоришь? – шепчет Бренна.
Я просто качаю головой. И не могу произнести ни слова. Я даже думать сейчас не могу. Мне нужен… воздух.
Молча я прохожу мимо сестры, через столовую, влетаю в прихожую и вываливаюсь на улицу.
Пожар пятой категории
Джесс
Тишина кажется жуткой. И не просто из-за того, что я в доме Райли – в том месте, где тишина умирает. Она жуткая, потому что никто не реагирует на атомную бомбу, которая была сброшена в другой комнате. Никто даже не моргает.
Ну, кроме Молли. На другом конце стола бывшая Блейка пытается получить награду за частоту морганий в секунду. Ее ресницы двигаются со скоростью света и с каждым резким взмахом становятся все более влажными.
Но, как и на всех вокруг, на меня ее слезы не действуют. Я переживаю за Блейка, который только что выскочил из дома.
– Мама… – начинает Молли.
Миссис Райли поднимает руку.
Кудрявая девушка тут же замолкает.
Слышатся мягкие шаги, и в дверном проеме появляется Бренна. Белее скатерти, с совершенно разбитым выражением лица, она смотрит на лучшую подругу, а потом падает на стул и закрывает голову руками.
– У меня… кажется, мигрень.
– О, нет, – шепчет Молли. – Дай я… – Она встает и идет к Бренне, но та резко поднимает голову с вызовом в глазах. Девушка делает шаг назад. И еще один.
Теперь мы все смотрим на нее. Каждый задумывается о том же, о чем и я: какого черта? Как можно выдумать такую грандиозную ложь и цепляться за нее? Вероятно, она повторила это столько раз, что убедила саму себя в правдивости произошедшего.
Молли берет сумочку, висящую на спинке стула. Она выходит из дома, и никто ее не останавливает. Дверь хлопает во второй раз.
Я не виню Блейка в том, что он оставил меня посреди этой зоны военных действий, но хотелось бы найти его до того, как он совершит какую-то глупость. Например, залезет в «Хаммер» и начнет биться головой о руль.
Я отодвигаю стул, и звук похож на скрежет ногтей по школьной доске: он отдается эхом в столовой, как в доме с призраками.
– Пойду проверю Блейка, – неловко говорю я.
Но успеваю сделать только два шага, как Бренна громко ахает.
– Кажется, я сейчас… – Она, шатаясь, встает со стула и бежит к ванне.
Раз уж я на ногах, то спешу вслед за ней. Женщину начинает сильно рвать. Через две секунды я хватаю в одну ладонь ее волосы, а в другую – салфетку. Она берет ее дрожащей рукой и вытирает рот, поворачиваясь ко мне лицом с большими напуганными глазами.
– Мне нехорошо.
Пока я смотрю на нее, она оседает на пол ванной и закрывает лицо руками.
К тому времени, как я усаживаюсь рядом с ней, в дверном проеме уже появляется мама Райли.
– Пойду принесу тебе телефон, – предлагает она. – Ты должна сказать врачу, как себя чувствуешь.
Бренна качает головой.
– Просто… я расстроилась. У меня… стресс. – Она кладет ладонь на грудь.
Мама Райли все равно исчезает.
Я смотрю на Бренну и по какой-то причине боюсь за нее. Что-то не так.
– Бренна, – мягко говорю я. – Что у тебя болит?
