– Голова. И она кружится.
У любого может быть мигрень. Но мое шестое чувство бьет тревогу. Она сидит с вытянутыми вперед ногами, и мне видно ее опухшие лодыжки. Я мягко касаюсь одной, и, когда я убираю палец, вмятина все еще видна.
– Бренна, ты знаешь, что такое преэклампсия?
– Высокое кровяное давление, да?
– Да. Когда моя сестра была весной на постельном режиме, врачи боялись, что у нее это было. Может быть, я чересчур нервничаю, но… – Я жестко сглатываю. – Ты можешь проверить свое давление, просто чтобы я успокоилась? Очень прошу.
Она стонет.
– Я не могу родить сегодня этого ребенка. Я только на тридцать девятой неделе.
Это не опасно, и я уверена, что Бренна это знает.
– Ты боишься? – мягко спрашиваю я.
– Да, черт возьми.
Я издаю дрожащий смешок как раз в тот момент, когда у двери появляется ее муж. Я просто первокурсница медшколы и не особо успешна в учебе, но я все равно говорю Чарли о своих опасениях, потому что не могу сдержаться.
– Давайте не будем тратить время, чтобы дожидаться звонка врача в воскресенье. Ей надо поехать в отделение скорой помощи и померить давление, просто на всякий случай.
– Поехали, – тут же говорит Чарли, и Бренна начинает плакать.
Весь следующий час я волнуюсь, что привела всю семью Райли в пригородную больницу безо всякой на то причины.
В отделении скорой помощи Бренну утащили в смотровую, а остальные стали расхаживать туда-сюда. Блейк кажется совсем растерянным. Я не могу вынести вид его встревоженного лица, поэтому усаживаю мужчину на стул и начинают тереть ему плечи, пока не выбиваюсь из сил.
Когда выходит молодой врач, чтобы сказать, что Бренну переведут в акушерское отделение для экстренного кесарева сечения, Блейк опускает голову.
– Это моя вина, – тихо произносит он. – Если бы мне не снесло башню, этого бы не случилось.
Я зарываюсь ладонями в его взъерошенные волосы и тяну их, пока он не поднимает голову и не смотрит на меня.
– Это полная хрень, Райли. У Бренны было это всю неделю. Набор веса. Опухшие ладони и ноги. Это никак не связано с тобой или Молли.
– Это правда, – соглашается врач. – Никто не знает, что вызывает преэклампсию. Все, что вы могли сделать, это приехать сюда как можно скорее.
Мы все перемещаемся в другую приемную, где Райли опять начинают ходить взад-вперед. Они крупные люди, и посетители выходят из комнаты, чтобы не стоять у них на пути.
Я беру в автомате стаканы с газировкой, просто чтобы хоть чем-то помочь. И когда я передаю один маме Райли, она придерживает меня за локоть ладонью почти того же размера, что и у Блейка.
– Прости за все эти недоразумения, – говорит она приглушенным голосом.
– Ой, все в порядке, – отвечаю я, смущенная. – Блейк, эм, рассказывал, что случилось между ними.
Женщина кивает.
– У меня были подозрения.
– У меня тоже. – Я краснею. – То есть у меня были подозрения, что у вас были догадки. – В голосе опять слышатся нотки неловкости. – Почему вы ничего не сказали?
– Ему или всем?
– И то и другое.
Она вздыхает.
– Я держала язык за зубами, потому что мой мальчик не хотел, чтобы кто-то об этом знал. Он старался не ранить чувства сестры.
– Так и было, – подтверждаю я. – Но Молли он тоже старался защитить.
Не то чтобы она этого заслуживала. Я ненавижу не так много людей, но бывшая Блейка точно на вершине этого списка.
– Об этом я тоже догадалась. – Она грустно кивает. – Знаешь, это лучшая его черта. Потребность защищать. Делать всех счастливыми…
Даже если из-за этого он жертвует собой – такой конец этой мысли. И сердце болезненно сжимается, потому что это правда. Пусть Блейк часто перегибает палку, но он проживает всю жизнь ради других людей. Как он в прошлом сезоне взял под крыло Уэса, как бросил все, чтобы позаботиться о Джейми, когда тот болел.
Блейк Райли – намного более хороший человек, чем кажется другим. И мне стыдно, что я считала его просто тупым качком, который не способен быть серьезным.
– В общем, ты – боец, Джесс, – говорит мама Райли, пока я продолжаю истязать себя. – Просто хочу, чтобы ты знала, что я очень это ценю.
Она заключает меня в очередные перекрывающие кислород объятия, на которые я пытаюсь ответить. Может быть, со временем я научусь делать глоток воздуха до того, как она будет меня обнимать.
Проходит всего час, когда Чарли опять появляется в приемной, одетый в хирургический халат и с улыбкой на лице.
– Это девочка! – объявляет он. – Два килограмма семьсот грамм. Пока без имени, но мы над этим работаем. У Бренны кружится голова, поэтому, мне кажется, я одержу победу в выборе.
Мама Райли подскакивает к нему и кладет обе руки ему на плечи.
– Бренна в порядке?
– Конечно. Она только что кричала, чтобы я делал больше фотографий. Это, по-моему, хороший знак.
Другие Райли копошатся вокруг Чарли, поздравляя его. Но не я. Я оседаю на стул, и на меня накатывает облегчение. В комнате внезапно становится слишком светло, и мне не хватает воздуха. Бренна могла умереть. Кровяное давление, которое врач протараторил нам в приемной внизу, – пугающе высокое. А когда я читала про преэклампсию во время беременности своей сестры, то меня встретил длинный список жутких историй, включая припадки и смерть и матери, и ребенка.
Я кладу локти на колени и сворачиваюсь клубком, пока семья Райли радуется новостям.
– Джесси? – Блейк садится рядом и берет мою вспотевшую руку. – Эй… – Он целует мою ладонь. – Что такое? Все хорошо.
– Я знаю. – У меня прерывается голос. – Просто… – Я начинаю дрожать всем телом, когда представляю другой исход событий. – Мне было страшно.
– Ох, детка. – Блейк сажает меня на колени и целует в шею. – Ты была потрясающей. Ты точно знала, в чем была проблема, и убедила всех приехать в больницу.
– Я просто предполагала.
– Не-а, – с ухмылкой говорит он. – Ты что-то увидела. Почуяла нутром. И пошла с этим до конца. Так все и делают. Так я побеждаю в хоккейных матчах. Так Хозиер пишет песни, от которых девушкам хочется бросать на сцену трусики. – Он успокаивающе проводит по моим волосам, и я подаюсь навстречу его прикосновению. – Знаешь что? Я сейчас тоже чую кое-что нутром. Я чую, что моя девочка весь день не ела и очень устала. Мы посмотрим на ребенка, а потом это исправим, хорошо?
Кто-то приносит нам немного крендельков и газировки из автомата, и чуть позже нас зовут к инкубатору. Там, за стеклом, в маленькой люльке лежит самая маленькая Райли: крошечный человечек в форме арахиса, завернутый в одеяло, точно буррито, в розово-белом чепчике. Видно лишь круглую щечку и копну каштановых волос, выглядывающих из-под головного убора. Глаза у нее крепко зажмурены, как будто ей для сна требуется много решительности.
