Он локтем подталкивает ее тонкую руку.
– Родная, последние три года в твой день рождения нам доставляют цветы ровно в шесть двадцать девять – как иначе, думаешь, мне это удается? – посмеивается он. – Я не рыщу по улицам в поисках цветочного, который откроет мне в такую рань.
– Шесть двадцать девять? – спрашиваю я и стараюсь не улыбаться.
Марианн смущается, но отвечает:
– Я родилась в это время.
Мое сердце тает. Боженьки. Он так любит свою жену, что заказывает цветы в то же время, как она родилась, с точностью до минуты? Это так мило.
Марианн протягивает руку ко мне и слегка похлопывает меня по плечу.
– Хорошо, что ваша компания существует, Хейли. Вы доказываете, что настоящая романтика еще жива.
И помогаем изменщикам…
Я отодвигаю эту мысль подальше. Сегодня ночь, когда я должна быть счастливой. Мне нельзя думать о Каре. Хотя я была бы намного счастливее, будь Мэтт рядом.
У нас остается еще несколько минут, чтобы поболтать до начала церемонии. Я то и дело смотрю на телефон, пока Марианн не замечает и ее глаза не наполняются сочувствием.
– Ваш муж опаздывает? – спрашивает она.
– Парень, – отвечаю я и обеспокоенно киваю. Я, правда, надеюсь, что с ним все в порядке. Это не похоже на Мэтта – он звонит или пишет, если вдруг опаздывает. Вслух я добавляю: – Он скоро будет.
– Конечно. – Она оборачивается к мужу, чтобы я не успела заметить ее жалость.
О боже. Она мне не верит. Она думает, что меня бросили.
Но меня не бросили. Он придет. Мэтт совершенно точно придет.
Меня не бросили.
Меня бросили.
Мэтт не пришел. Было бы не так мучительно больно, если бы он позвонил. Или написал. Или что-нибудь сделал.
Уже девять, и церемония давно позади. Я опираюсь о колонну, держу последние капли напитка в руке и чувствую себя мерзко. Ремешок моей крошечной сумочки (какое вечернее платье без нее?) впивается мне в плечо. И из этой сумочки торчит моя награда. Это статуэтка сидящей женщины с задумчивым взглядом, ее ручка-перо нависает над гроссбухом. И статуэтка на удивление тяжелая.
Паршиво себя чувствую. И становится только хуже, когда включают Always on My Mind, чтобы пары могли потанцевать. Это моя песня грусти, я всегда включаю ее, когда хочется как следует пореветь. В исполнении Элвиса.
[33]
Когда объявили мое имя, я вышла на подиум под звук аплодисментов. Я волновалась, когда тараторила свою заранее заготовленную речь. Я должна была запомнить этот момент как великий. Думала, что буду чувствовать себя… уверенно. Успешный бизнес. Красавчик парень. Радостный вечер.
И вместо этого я одинока. За церемонией последовали светские беседы с другими членами АЖПТ. Но никто в комнате не знает меня по-настоящему. Этим летом мне исполнится тридцать, и все, что у меня есть, – это бизнес, из которого меня хочет выгнать мой бывший, и мужчина, который опаздывает и даже не звонит.
Ладно, может быть, я несправедлива. Мэтт не мог просто так меня бросить. Но, если не злиться, мне остается только волноваться. Какое дерьмо могло с ним приключиться, если он не смог отправить сообщение? Даже если у него разрядился телефон, он в самолете и вокруг него десяток товарищей.
Может быть, на самолете пропал вай-фай. Либо он попал в аварию! Черт!
You were always on my mind…
[34]
Мне нужно бежать отсюда, пока я не попрощалась с рассудком.
В считаные минуты я забираю свое пальто из гардероба, выбегаю на улицу, зову такси и запрыгиваю на заднее сиденье, хотя поехать на общественном транспорте было бы дешевле. К черту.
Неожиданно у меня звонит телефон.
Мэтт?
Я пытаюсь его открыть, но мешает проклятый трофей. Я кладу его на сиденье и достаю мобильный. И это он!
– Мэтт? – Я почти не дышу. – Где ты был?
– Мне жаль. – Его еле слышно. – Нас задержали. Я в такси, еду в центр.
– Ты не позвонил! И я… – Подумала о худшем. Ладно, вероятно, не стоит описывать ту кровавую аварию, которую вообразил мой встревоженный мозг.
– Я пропустил твою речь, – бормочет он. – Я очень хотел ее услышать.
– Все нормально, – отвечаю я не задумываясь. Но нет, может быть, не все нормально. – Вообще-то, я тоже хотела, чтобы ты ее услышал. Я с нетерпением ждала сегодняшнего вечера. И, понимаешь, я… – Я осторожно подбираю слово, которое выразило бы мой поток эмоций. – Разочаровалась.
Он тяжело вздыхает.
– Ты можешь заехать, чтобы я загладил свою вину?
– Я не собирала сумку, – говорю я. – Уходить утром растрепанной и в той же одежде будет просто невыносимо. Ты можешь заехать ко мне?
– Конечно, – устало говорит он. – Еду.
Поездка оказывается слишком долгой. На Янг-стрит среди ночи чинят какие-то коммуникации. Когда я расплачиваюсь с водителем, к дому подъезжает черный «Седан». А когда мое такси уезжает, Мэтт встает с заднего сиденья машины. На нем костюмные брюки и белая рубашка – смокинга, который я ожидала увидеть, нет. На его лице усталость, и сверху на рубашку он набросил кофту на молнии. Другими словами, он сам на себя не похож.
И все равно он выглядит лучше, чем любой другой мужчина, которого я знаю.
Что-то в моей душе смягчается, когда я смотрю ему в глаза.
– Привет, милый, – говорю я и начинаю улыбаться.
Но его губы сжаты. Он осматривает меня с ног до головы и трет свое лицо руками.
– Черт. – Его голос звучит приглушенно. – Ты выглядишь невероятно. Но я должен был сказать это четыре часа назад.
– Ну… – Грусть – и около десяти футов тротуара – разделяют нас. Я укутываюсь в накидку немного плотнее, потому что на улице прохладно. – Если бы ты позвонил, мне не пришлось бы весь вечер поглядывать на дверь.
[35]
– Я уснул. – Он крепко зажмуривает глаза, будто от боли, а потом снова смотрит на меня. – Меня вырубило еще на взлетной полосе в Нью-Йорке, а проснулся я только тогда, когда шасси коснулись земли.
– А, – протягиваю я. Это объясняет, почему он не позвонил. – Пойдем внутрь, ладно? Давай просто забудем об этом?
Но он не отходит от машины. Вообще-то, его рука все еще держит дверцу открытой.
– Мне не следует, Хейли.
– Что? – Он проехал весь этот путь сюда. Как нелепо сейчас передумать. – Тебе утром на тренировку?
