Было бы несправедливо потерять все это, не прожить и не прочувствовать из-за какой-то дурной пули. А ведь и кроме любви к Рощину, осталось бы в этом случае не исполненным, не реализованным, не свершившимся множество больших и малых дел, желаний и хотений. Покомандовать авиаматкой в бою, поносить адмиральские эполеты, изменить Рощину с красивой женщиной, – хотя с женщиной мужчине, по мнению Лизы, изменить невозможно по определению, – сходить в очередной «поход» километров на триста по пересеченной местности, поохотиться на медведя или тигра, поесть тушеной слонятины – в какой-то книге аборигены тушили слоновий хобот в земляной печи, – да мало ли что еще может прийти в голову. Любопытно, например, узнать, каково это быть себерским сенатором или адмиралтейским боярином, в смысле боярыней. Хотелось бы когда-нибудь родить детей, чтобы было кому передать княжеский титул. Хотелось, желалось, мечталось… И все это могло закончиться так быстро и так глупо!
Честно говоря, Лизе начинали надоедать все эти покушения на ее собственную жизнь. Слишком часто начали в нее стрелять. Слишком часто и слишком разные люди. И получалось, что вместе со всеми замечательными и прекрасными дарами волшебство преображения привнесло в жизнь Лизы слишком много такого, о чем рядовым людям и задумываться не приходится.
«Наверное, риск и опасность это компенсация за счастье и довольство, которого мне досталось слишком много и, в сущности, не за что!»
– О чем задумались, госпожа адмирал? – вопрос Марии вырвал Лизу из состояния прострации, в котором она пребывала, и заставил вернуться к реалиям бытия.
– Да вот даже не знаю, что тебе сказать, – поморщилась она, когда до нее, наконец, дошел смысл вопроса. – Задумалась о роли огнестрельного оружия в мировой истории.
– Серьезно? – удивленно подняла брови Мария. – И каков вердикт?
– Попал бы в меня этот сукин сын, и…
– И что?
– И прости-прощай и княжеская корона, и адмиральский патент.
– Логично, – кивнула Мария. – Но так происходит со всеми договорами. Они заключаются в расчете на лучшее, а о худшем думать – только дурью маяться!
«И то верно! – согласилась с ней Лиза. – Чего это меня вдруг на рефлексии потянуло? Раньше вроде бы вполне обходилась без! Стакан коньяка, и вперед!»
– Ты права! – сказала она вслух. – Нечего дурью голову забивать! Давай лучше выпьем…
– И предадимся трибадийским
[7] излишествам! – закончила за нее Мария.
– У меня, вообще-то, муж в Себерии остался! – не слишком уверенно и уж точно непоследовательно возразила Лиза, вспомнив между тем и то, о чем подумала буквально несколько минут назад.
– Так я-то не мужчина! – как бы подтверждая ее давешнюю мысль, уточнила Мария.
– Считаешь, с женщиной это не измена? – Можно было и не спрашивать, все и так было ясно.
– Ну, точно не перед мужчиной! Вот если бы Рощин был женщиной…
– Если бы у бабушки были яйца, была бы дедушкой! – усмехнулась Лиза, вполне оценив ход мыслей лотарингской крестьянки.
«А к слову, как у них с этим делом было тогда в Лотарингии? И что это говорит обо мне самой? – задалась было Лиза одним из важнейших экзистенциональных вопросов. – Может быть, прав был парторг, и я шлюха, а не боевой офицер?»
Но душа с этим не согласилась. Она возразила.
«Господи, прости, а что, одно другому помеха?»
Если верить внутренним ощущениям, получалось, что нет. Впрочем, исходя из логики, выходило то же самое. О каких нравственных императивах может идти речь в применении к области половых отношений, где все кодифицировано исключительно из соображений жизненных обстоятельств. Институт брака… принципы морали… уложения уголовного и гражданского права… Что случится, если она позволит себе расслабиться? Неужели от Рощина убудет или ее офицерскую честь умалит?
«Никак нет! – подвела она черту под своими сомнениями. – Не следует путать божий дар с яичницей! Не про меня сказано, но вполне применимо, учитывая, что я без пяти минут адмирал. Где-то так!»
Лиза посмотрела Марии в глаза, улыбнулась и протянула к ней руки. И хотя все было ясно без слов, все-таки озвучила свою мысль, чтобы окончательно расставить все точки над «і».
– Иди ко мне! – сказала она, и Мария не заставила просить себя дважды.
Глава 4
Аверс и реверс
Апрель 1933 года
Новый Амстердам, Североамериканские Соединенные Штаты, седьмое апреля 1933 года
Курьерский клипер «Шанхай» прибыл в Новый Амстердам строго по расписанию: седьмого апреля 1933 года в шестнадцать тридцать по меридиональному времени. Разгрузка багажа, таможенные формальности и беседа с эмиграционной службой заняли почти два часа. Лиза была в бешенстве, Мария ее успокаивала, но без излишнего усердия, а Василий носил обеим из буфета то кофе, то виски, то еще какую-нибудь ерунду. Сам, впрочем, ограничивался кофе и водой, демонстрируя характер и рвение. Лиза его поведение одобряла, но вслух не комментировала. Зато американцев она обсуждала громко и с удовольствием, демонстрируя богатство русского языка – в особенности его матерного диалекта – и худшие черты собственного характера.
В конце концов, случился скандал, так как среди американцев кое-кто все-таки по-русски понимал и перевел кое-что из непечатного начальнику таможни. Тот взбеленился, но на счастье, в этот драматический момент один из таможенников наткнулся на опечатанный кожаный баул со стальной окантовкой и сложными замками.
– Попрошу открыть!
– Да подавись ты, сатрап! – и с этими словами Лиза открыла саквояж.
Ну что сказать, форма старшего офицера флота Республики Техас, адмиральские эполеты, кортик и орденские планки способны произвести впечатление на любого. Они и произвели.
– Что это такое? – ошалело спросил таможенник.
– Это форма госпожи адмирала, – вкрадчиво объяснила Мария.
– Какого адмирала? – подошел к «разделочному столу» начальник.
– Баронесса фон дер Браге, – построжала лицом Мария, – является действующим адмиралом флота Республики Техас.
– Адмиралом…
Следует сказать, что в САСШ Республику Техас не любили, потому как считали ее независимость нонсенсом, но Мексиканскую империю попросту терпеть не могли. Так что в назревающем конфликте американцы были на стороне Техаса, тем более что военные заказы выгодны всегда, ну а строительство кораблей типа авиаматки «Рио-Гранде» и вообще способно буквально озолотить промышленников Кливленда и Питтсбурга. В свете этого техасский адмирал вызывал у широкой американской общественности почтение, граничащее с обожанием, ну а если к тому же адмирал, по случаю, оказался молодой интересной женщиной, реакцию таможенников иначе как обалдением не назовешь.
