Марино: Не знаю.
Председатель: Объективный факт состоит в том, что Энрико уехал еще до 13-го и вы ничего не сказали Пьетростефани о своем окончательном решении участвовать в деле?
Марино: Нет (Dibattim., с. 281–282).
Замешательство Марино из-за наводящих вопросов председателя более чем понятно. Тем не менее на прениях, как я пытался показать выше (глава VI и далее), председатель изменил свою точку зрения. Очевидно, что диалоги, подобные тому, что я только что привел, убедили его (по причинам, остающимся для менее непонятными) в надежности свидетельств Марино. Еще одним доказательством подобной трансформации служит фрагмент из мотивировочной части приговора, который председатель вместе с составителем документа, судьей a latere Пройетто, скрепили своей подписью. Впрочем, и на сей раз Марино сняли с отмели, на которую посадил его сам же председатель Минале.
После смерти Серантини Пьетростефани сообщил ему [Марино] о необходимости ускориться вследствие этого события, и то, что дата была уже назначена, никак не противоречит рассказу Марино, поскольку решение исходило от исполнительного комитета, и Пьетростефани прекрасно знал, что Софри был с ним согласен, и, следовательно, Пьетростефани пребывал в уверенности, что Марино примет участие в деле, и Софри не мог не сообщить последнему того, что Марино и так уже знал от самого Пьетростефани, а именно – что решение исходило от указанной организации и что Софри был с ним согласен.
Поскольку, с одной стороны, разговор в Пизе ограничился именно этим сюжетом и, с другой – едва подтверждение было получено, тема для беседы исчезла, то у Пьетростефани также отсутствовала необходимость в том, чтобы узнать, объявил ли Марино о своем решении, ибо он прекрасно знал, каким будет результат этого разговора (Sent., с. 516–517).
Непонятно, как «прекрасная осведомленность» Пьетростефани сочетается с сомнениями, колебаниями, волнениями, которые Марино (по его словам) выказал со время беседы с Софри в Пизе: «Софри сказал, что он очень верит в меня и в Энрико (=Бомпресси), и в любом случае успокоил меня, сообщив, что если меня поймают или убьют, то найдется человек, который позаботится о моей семье и, в частности, о моем сыне. Я колебался еще и потому, что у меня был маленький сын, о судьбе которого я тревожился, как он сможет прожить, если я погибну или буду арестован. Он дал мне самые полные гарантии…» (Istrutt., с. 13; см. главу V).
Впрочем, есть и более существенная трудность. Аргументация, сформулированная в приговоре, базируется на событии, сам факт которого доказывается, как мы уже сказали, исключительно с опорой на слова Марино: собрание, на котором исполнительный комитет «Лотта континуа» большинством голосов принял решение убить Калабрези. Ближе к концу мотивировочной части приговора читаем:
Марино сообщил, узнав об этом от Бомпресси, Пьетростефани и Софри, что решение [убить Калабрези] исходило от исполнительного комитета; сведения о том, что не все с этим согласились, также являются de relato.
О том, кто физически участвовал в принятии этого решения, нам не дано знать; разумеется, кажется правдоподобным, что ответственность взяли на себя не только Пьетростефани и Софри, но и весь руководящий состав (совпадает он или нет со всеми членами организации, единогласно ли принято решение или нет), хотя именно они были наиболее авторитетными людьми в группе: первый утверждает, что являлся основателем и лидером движения <…>, а о втором он говорит, что тот был «очень авторитетным и известным человеком в «Л<отта>.К<онтинуа>». <…>», последний [Пьетростефани] заявил, что руководил движением на национальном уровне.
Итак, если убийство можно считать делом рук «Лотта континуа» по уже указанной причине, если мы исключим гипотезу, что Марино или какой-либо другой непосредственный исполнитель преступления совершил убийство самостоятельно, или же это сделали оба как члены одной из внутренних фракций движения, если решение об убийстве могло быть принято только руководящей организацией «Лотта континуа», формально или неформально объединенной вокруг Софри и Пьетростефани, и если внутри движения существовало нелегальное подразделение, созданное по инициативе этой организации, в частности Софри и Пьетростефани, для финансирования движения и если в покушении участвовал один из членов этого подразделения, то все это, по мнению суда, подтверждает обвинение в соучастии, выдвинутое против Пьетростефани и Софри (Sent., с. 705–707).
«Если… если… если…» Все в этой аргументации неуловимо, начиная со знаменитого собрания исполнительного комитета: проверить ничего невозможно, поскольку о встрече известно лишь по косвенным источникам, но этого достаточно, чтобы сделать «Лотта континуа» (в лице ее двух самых авторитетных представителей) причастной к замыслу и исполнению убийства Калабрези. Марино (сообщает нам мотивировочная часть приговора) не чувствовал необходимости предупредить Пьетростефани о своем разговоре с Софри, поскольку по окончании собрания исполнительного комитета Пьетростефани уже знал о согласии Софри; однако источник сведений о встрече, о пизанской беседе Софри и Марино, о предшествующем общении Марино с Пьетростефани по-прежнему один и тот же – сам Марино. Как в этой ситуации вообще можно говорить о доказательствах? Их нет: существуют только свидетельства Марино. Однако можно ли им доверять?
г) Степень надежности Марино. Очевидно, на этом вопросе покоится весь процесс. Как мы знаем, суд дал на него положительный ответ. Мотивировочная часть приговора демонстрирует, в каких терминах оказалась сформулирована проблема:
Следует… разобрать при определении надежности, подтверждаются ли необходимым образом заявления по каждому отдельному пункту другими доказательными элементами, или же, напротив, достаточно того, чтобы последние подтверждали заявления соответчика в целом. <…> Раз и навсегда установить правила здесь невозможно, и надлежит давать оценки с учетом особого характера каждого конкретного случая.
Например, при оценке заявлений, касающихся немногих фактов, описание которых не составит труда, набор элементов, представляемых в распоряжение судьи для определения надежности показаний, чаще всего ограничен, в подобных случаях предпочтительно сохранять автономность каждого из заявлений и необходимо считать доказанными только подтвержденные факты, избегая суждений о надежности, сделанных по аналогии.
Наоборот, когда заявления затрагивают многочисленные факты и касаются большого числа людей, вовлеченных в дело, события которого происходят на огромной по охвату территории, отсутствие доказательного элемента (из-за невозможности его обнаружить по давности времени, из-за недостатков в работе ведущих следствие инстанций или по иной причине), удостоверяющего какой-либо эпизод, т.е. определяющего причастность человека к факту, позволяет отказаться от сохранения автономности каждого из указанных заявлений в том случае, если, с учетом личных качеств обвинителя-соответчика, обоснованности других доказательных элементов, их природы и количества, последние компенсировали недостаточную степень доказуемости подобного рода обвинительной аргументации…
