Наверняка для аудитории «Топ Рэнк» лицезреть Pink Floyd тоже было весьма травматично. До выпуска сингла «See Emily Play» мы ни разу не появлялись на телеэкране и были совершенно неведомы всем, кто находился в зале. Единственный хит из первой двадцатки, который у нас имелся, «Arnold Layne», заметно отличался от остального нашего репертуара, да и этот сингл очень мало играли по радио и не крутили по телевизору. Один промоутер подошел к нам после концерта и сказал: «Какая жалость, ребята, вот бы вам еще приличных песен…»
После часовой атаки странной и страшной музыки в исполнении почти невидимой группы, не пробуждавшей порыва орать от восторга, публика выказывала реакции в диапазоне между равнодушием и яростью. Таковы были наши первые выступления перед аудиторией, вовсе не гарантировавшей нам поддержки. Не будь у нас агента, который непременно брал гонорары вперед, нам бы, вероятно, вообще ничего не платили. К счастью, всегда находилось достаточно новых концертных площадок, чтобы загрузить нас работой. Концертов тогда не переносили, и мы просто двигались шаг за шагом, а в кильватере у нас бурлило недоумение. В 1967 году мы даже не могли положиться на симпатии студенческой аудитории. В то время университетской среды не существовало как таковой – отчасти потому, что было очень мало провинциальных университетов, а отчасти потому, что организация концертов, судя по всему, студентов не очень интересовала. Соответственно, приходилось работать в сетях клубов и танцзалов.
Сид и Роджер (а также я, на следующем фото) на пароме, везущем нас на концерт в копенгагенском клубе «Стар».
Если посмотреть на список наших концертов в 1967 году, видно, как выросло их количество: во второй половине 1966-го – двадцать, на следующий год – более двухсот. И это без учета нашего первого американского тура, поездки по Европе для телерекламы и времени, потраченного на запись трех синглов и одного альбома. Ничего удивительного, что все концерты слились в гомогенную череду тускло освещенных гримерок и автострад, которые неподалеку от Бирмингема перетекали в прямую магистраль M1 до Лондона. Все группы останавливались у Уотфорд-Гэп, где на бензоколонке стояло кафе «Синий вепрь», и мятых вельветовых брюк там бывало больше, чем комбинезонов дальнобойщиков.
Некоторые концерты, впрочем, весьма памятны. Довольно типичен был наш шотландский тур 1967 года. Он состоял всего из пяти концертов, и первые два мы дали в Элгине и Нэрне на севере Шотландии, где наше наглое английское вторжение было энергично отвергнуто. В местной газете о нас писали на той же полосе, что и о местном конкурсе на лучший фруктовый кекс, а типичным отзывом публики о нашей работе было: «Та я те в ванне лучше спою, чем эти английские пижоны, прикинь».
Ближе к дому прием был немногим теплее. В «Калифорния боллрум» в Данстебле публика могла на славу демонстрировать неодобрение, выливая выпивку с балкона над сценой прямо на головы членов группы. Как впоследствии философски заметил Роджер, «вряд ли им совсем не понравилось – стаканы же они оставили при себе». А вот на концерте в пивной «Фезерс», что в Илинге, Роджер получил прямое попадание в лоб старым медным пенсом – довольно весомым метательным снарядом. Я это хорошо запомнил, потому что до конца выступления Роджер искал того малого, который швырнул монету. Нам повезло, что Роджер так его и не нашел, – друганы у преступника наверняка были многочисленнее и здоровее, чем у нас. Скорее всего, тем наши страдания не ограничились бы, если бы один искренне преданный нам фанат громко и весьма опрометчиво не похвалил наши таланты. Это дало толпе куда более легкую добычу, и она, забыв про нас, накинулась на него.
Состоялось также незабываемое выступление на острове Мэн во время шотландского двухнедельного праздника – четырнадцати дней в июле, посвященных всем уроженцам Глазго, которые стекались туда серьезно поразвлечься. Сцена на тамошней концертной площадке находилась высоко над танцполом, чтобы даже самый высокий кельт не тянул лапы и не стаскивал музыкантов вниз, в общую толпу. Промоутер уныло отметил, что, по опыту, лучше всего продолжать играть, что бы ни творилось в зале, включить свет поярче, а про наше световое шоу забыть. Лучше бы мы прислушались. Впрочем, его советы оказались сущей ерундой на фоне зловещих знамений, которые не замедлили появиться, едва я сел за барабаны. В глаза мне бросилась лужица крови на том самом месте, где всего несколько минут назад сидел барабанщик предыдущей группы. Очевидно, он кого-то разочаровал и получил удар прямой наводкой.
Когда мы заиграли и свет потускнел, публика от удивления даже примолкла. Поначалу мы решили, что их внимание привлекли музыка и наше световое шоу, однако зловещий рокот вскоре оповестил, насколько мы ошибались. На самом деле темнота дала кельтам возможность в безумной ярости обрушиться друг на друга. Последовав совету промоутера, мы выполнили условия контракта, и под психоделическое музыкальное сопровождение веселящиеся шотландцы с ревом и грохотом радостно вышибали друг из друга дух. Как любил объявлять наш добрый приятель Рон Гисин, «следующий танец – махач».
Перемещать наш фургон «транзит» на датский паром надлежало со всей возможной деликатностью. После того как «Форд» вывел «транзит» на рынок в октябре 1965 года, фургон был в таком почете, что воры, бывало, сбрасывали аппаратуру, но угоняли авто. У «транзита» были трехлитровый двигатель, задняя передача и модифицированный кузов, который позволял всю установку загрузить в заднее отделение, а гастрольный менеджер, осветитель и четыре члена группы путешествовали спереди – в ощутимой тесноте, зато первым классом.
Странно, однако подобные эксперименты не убили нашего энтузиазма. От чистого ужаса некоторых концертов, где нас поливали оскорблениями, дух группы лишь укрепился, как у прошедшего боевое крещение взвода. В порядке катартической терапии нам даже удавалось посмеяться по дороге домой, убеждая себя в том, что следующий концерт будет намного лучше.
В подобных танцевальных залах мы часто сталкивались с одной технической проблемой. Благодаря «Субботнему вечеру в „Палладиуме“» в моду вошли вращающиеся сцены – весьма продвинутый способ смены действия на протяжении вечера. Но количество нашей звуковой аппаратуры и светового оборудования росло, и вращающаяся сцена всякий раз неуклонно погружалась в хаос. Провода динамиков натягивались до точки разрыва, и шаткие башни аппаратуры рушились на пол. Посреди этого римейка последнего дня Помпеев, пока вокруг нас падали колонки, гастрольная бригада лихорадочно карабкалась на сцену и опять втыкала провода куда следует. После финального поворота, когда сцена вздрагивала и замирала, члены группы, храбро стоявшие по местам на протяжении всего действа, уже походили на команду «Звездного пути», попавшую под обстрел из орудий клингонского линкора.
