– Я не верю, что его нет дома! – кричал Фредо Морано. – Быстро позови его, или мы сами зайдём в дом!
– Только попробуй! – ответила мать. – Мой муж вышибет за это мозги и тебе, и твоему сыну!
– Я не боюсь его! – продолжал возмущаться ювелир, хотя пыл его заметно поубавился и попыток войти он не предпринимал. – Правда на моей стороне! Джузеппе обманул меня. Если он не вернёт деньги по-хорошему, я обращусь в магистрат. Я опозорю всю вашу семью!
– Обращайся! А позоришь ты свою семью, а не мою: воюешь со мной, беззащитной женщиной, пока мужа и сына нет дома. Все соседи уже слышали, они подтвердят.
Морано на минуту задумался.
– Ладно, – сказал он. – Сегодня мы уйдём. Но завтра я вернусь сюда со стражей!
Он развернулся и быстро пошёл прочь, нервно размахивая руками. Сесилио поспешил за отцом. Джузеппе перевёл дух. Фелиция вошла в дом с бельём в тазу, которое из-за визита незваных гостей так и не успела повесить сушиться.
– Ты слышал? – спросила она.
– Да, – кивнул Джузеппе.
– Он сказал правду, ты обманул его?
Джузеппе лишь неопределённо пожал плечами.
– Я продал ему старинную карту, возможно, на ней обозначено место спрятанного клада. Возможно, нет. А возможно, он просто его не нашел…
– Ясно. Почему ты чувствуешь себя в обмане, как рыба в воде? – мать тяжело поставила таз с бельём на пол, устало опустилась на стул. – Почему ты не хочешь работать, помогать отцу?
– Я что-нибудь придумаю, – попытался успокоить её Джузеппе.
– Не нужно больше ничего придумывать! Тебе нужно уехать. Отец не одобрит твоих выходок. Да и я от них уже устала. А похоже, что на этот раз дело для тебя закончится плохо…
– Куда мне ехать? – растерялся Джузеппе. – Мой дом здесь!
– Твой дом будет там, где ты сам его купишь! И будешь жить с женой и детьми, если возьмешься за ум. Мне хотелось бы понянчить внуков, а не носить тебе передачи в тюрьму.
– Послушай, я…
– Хватит! Теперь ты меня послушай. Отправляйся в Мессину, к мужу твоей покойной крестной, моей сестры Винченцы, упокой господи её душу. Он служит управляющим имуществом князя Виллафранка, думаю, он не откажет тебе пожить в своём доме. Зовут его так же, как и тебя, а фамилия его – Калиостро.
– Я помню, как его зовут, – уныло ответил Джузеппе.
Мать вздохнула.
– Рано или поздно это должно было случиться, – сказала она.
В тот же день, вечером, Джузеппе, договорившись с извозчиком, погрузил свой единственный чемодан в расписанную картинами из библейских сцен открытую повозку, которая, гремя двумя огромными колёсами по мостовой, увезла его от родительского дома.
* * *
Джузеппе Калиостро принял племянника радушно.
– Мне так даже веселее будет, – сказал он. – Не могу здесь находиться один, без Винченцы этот дом опустел. Я устрою тебя в канцелярию князя, сестра говорила, ты красиво пишешь – вот и поможешь с документами: нужно оформить наследство, как положено, чтобы не было претензий от родственников, а у меня совсем нет времени этим заниматься.
Дом оказался просторным: три больших комнаты и кухня. Джузеппе Бальсамо была выделена отдельная комната, и все, в общем-то, оказалось не так уж плохо для начала взрослой, самостоятельной жизни. В благодарность за гостеприимство Джузеппе взял на себя все заботы по дому и по оформлению наследства. Заведующий канцелярией сеньор Серджио принял его, как родного, тем более что молодой человек очень старался произвести благоприятное впечатление. Ему пришлось по душе работать в архиве и заниматься делопроизводством: нравилась неспешность и значимость каждого оформленного документа, нравился запах пыли и расплавленного сургуча, нравилось вырезать из плотной бумаги разноцветные кружки с зубчиками, которыми заклеивались нитки в прошитых насквозь листах, приобретающих совсем другую силу – превратившись в документ, который оставалось только заверить подписью заведующего канцелярией и поставить сургучную печать…
Он не жалел времени, скрупулёзно проверял доверенности и выписки из метрик, заявления и резолюции, обнюхивал чернила с каждого написанного листа, вникал во все тонкости и к моменту окончания работы стал неплохо разбираться в юриспруденции, точнее в той её части, что касалась наследования имущества, почетных званий и титулов. Было бы странно, если бы Джузеппе не использовал открывшиеся перед ним возможности для собственной пользы.
Используя ядовитый сок белладонны, начисто стирающий старые чернила, он вписал в очищенные места старого архивного документа благозвучную фамилию покойной тётушки и таким образом изготовил себе патент на графский титул. Причем подпись под документом была самой настоящей и принадлежала князю Виллафранку, а в журнале под соответствующим номером был зафиксирован патент новоиспеченного графа Калиостро… Как говорится, комар носа не подточит!
Через некоторое время Джузеппе удалось проникнуть в закрытый отдел канцелярии – здесь хранились документы о выявленных и превращенных в горький дым чернокнижниках… С ужасом и оцепенением читал он описания судебных процессов, перебирал вещественные доказательства: фарфоровые тигли, чашки для смеси химикатов, ступки, в которых дробился философский камень, страницы запрещенных книг, используемых преступниками, и даже обгоревшая кость ключицы одного из них… Но шевелившиеся в глубине души мысли об изготовлении золота не только не растворились под влиянием примера наказания чужих грехов, но даже обострили любопытство к столь запретным и опасным делам… Он даже переписал и вынес опись предметов оборудования тайных лабораторий и несколько страниц, на которых непонятными словами описывались деяния чернокнижников…
* * *
Фальшивый титул сам по себе прибыли не давал, нужно было искать способ, как его использовать. От предложения дяди испросить какую-нибудь работу у князя, Джузеппе отказался: работать в привычном понимании этого слова он не собирался вовсе. Но советом сходить на биржу, как называли место, где собирались жаждущие получить работу, решил воспользоваться: если понаблюдать со стороны за теми, кто будет нанимать работников, возможно, родится идея, как без особых затрат облегчить их кошельки в свою пользу.
Биржа находилась рядом с Соборной площадью. Посреди площади стоял Кафедральный Собор с башней, похожей на ту, что Джузеппе видел в бенедиктинском монастыре. Стены Собора и башни в лучах солнца казались розовыми. Перед Собором находился фонтан из красивого белого мрамора. В центре фонтана возвышалась фигура Ориона – сына Нептуна – с триумфально поднятой рукой, под ним расположились речные нимфы и тритоны, a ближе к земле – каменные аллегории рек Нила, Тибра, Евфрата и Камаро. Недалеко от фонтана, там, где заканчивалась площадь, в тени деревьев стояли и сидели на корточках мужчины разного возраста, от совсем юных до пожилых, человек десять-пятнадцать, может, больше – за деревьями было не разглядеть.
