Иногда с ними были еще двое, такого же пошиба. Ковбой сообщил, что их считают не местными, которые не так давно приехали в Ленинград и еще не освоились как следует.
На восьмые сутки, к вечеру, возбужденный Ковбой позвонил капитану из автомата:
– Они здесь, оба! Здоровенные жлобы! Волын при них, вроде, нет – не видно, а там кто знает… С каким-то приблатненным пиво пьют и трут о чем-то! Давай, быстро, а то слиняют!
Через полчаса к «Встрече» подтянулась бригада наружного наблюдения, которая как раз успела засечь выходящих из бара фигурантов и «села им на хвост», докладывая по рации маршрут инициатору разработки. Лобов доложил обстановку Руткову, тот сразу поднял свой отдел на ноги.
Топтуны «дотащили груз» до старого четырехэтажного дома, стоящего в глубине двора, из которого имелись четыре выхода. Похоже, здесь братья собирались переночевать. Но утра дожидаться, естественно, никто не стал. Группа захвата уже была собрана. Кроме Руткова в нее вошли опера Лобов, Федосеев, Говоров, участковый Шейко и два пэпээсника с автоматами. Они немедленно набились в микроавтобус и выехали в адрес. В последний момент взяли и напросившегося с ними Глумова.
– Дослать патроны! – скомандовал Рутков, когда автобус тронулся. – Только осторожно, стволы в пол!
Защелкали затворы.
– По нашей информации оружия при них нет, но надо быть готовыми ко всему! – сказал Рутков. – Если что – валить!
– А мне пистолет дадите? – спросил Глумов.
– Тебе не положено, – ответил за начальника Лобов.
Но Рутков, который никогда не отличался формализмом, вынул из заднего кармана маленький браунинг, подбросил на ладони:
– Хочешь – возьми. Это не табельный, я его когда-то давно у бандитов отнял. Только скажи, стрелять сможешь?
– Конечно, – ответил стажер. – Нас же учили. У меня по «огневой» пятерка была!
– Я не про то. В человека выстрелить сможешь?
Глумов замялся.
– Не знаю…
– Тогда незачем он тебе, – Рутков спрятал пистолетик обратно и повернулся к участковому.
– Что это за дом? Контингент жильцов?
– Да он под снос, треть квартир отселена. Кто-то сдает освободившиеся квартиры, кто-то сам занимает. Неразбериха, в общем…
– Так участковый и должен навести разбериху!
– Говорить легко, – негромко буркнул Шейко.
Дальнейший путь прошел в молчании. Глумов, правда, пытался расспросить у Лобова, волнуется ли он, но капитан, потеряв обычную сдержанность наставника, послал стажера по хорошо известному на Руси короткому адресу. Наконец, микроавтобус заехал в типичный ленинградский двор – пронизывающую квартал анфиладу из трех или четырех «проходняков», переходящих один в другой и выходящих на дальнюю улицу. Остановились у первой подворотни. Участковый показал нужный дом – он находился во втором дворе, который имел еще подворотни, ведущие в переулки справа и слева.
Рутков озабоченно покрутил головой.
– Черный ход в доме есть?
– Нет, – ответил Шейко. Он был озабочен: все-таки в захвате опасных преступников участковых задействуют нечасто.
– Все сидят на месте, я сейчас вернусь, – Рутков открыл дверь, потянуло прохладой.
– Я с вами, товарищ подполковник? – спросил Лобов, который был правой рукой начальника и всегда страховал его в опасных ситуациях.
– Нет, – дверь захлопнулась.
Было темно, пахло кошачьей мочой. Впрочем, может и человеческой – это было равновероятно, а разобрать ее происхождение по запаху Рутков не мог. Он прошел во второй двор. Там, в углу, растворившись в темноте, стояла машина – «Жигули-пятерка», внутри кто-то курил. На скамейке возле песочницы подполковник рассмотрел тень человека. Подошел, сел рядом.
– Ну, что?
– Не выходили. Вон, их окно горит, на последнем этаже. Это кухня.
– Откуда знаете?
– Они как вошли в подъезд, там через пару минут свет и зажегся. Потом две девицы заявились, и рядом окно осветилось. А потом снова потухло. Я на первом этаже в окна заглянул – это кухня и комната. Вторая комната напротив. Вряд ли на четвертом другая планировка!
– Это точно! Спасибо, Володя, ты всегда четко работаешь!
– Спасибо – много, а вот бутылка коньяка – в самый раз!
– Без вопросов!
Человек вздохнул.
– Если бы все обещания исполняли, я бы трезвым не ходил! Мы больше не нужны?
– Нет, спасибо!
Тень бесшумно скользнула к «пятерке», зашумел мотор, и машина, не включая фар, покатилась к противоположному выходу из дворов. Рутков вернулся к микроавтобусу и скомандовал выгружаться.
– Ты стоишь у подъезда и наблюдаешь за окном, – сказал он сержанту ППС. – Остальные – за мной!
– Похоже, они развлекаются с девицами, – сообщил подполковник, когда поднимались по лестнице. – Справа от входа кухня, Федоров – туда!
– Есть!
– Дальше комната, Лобов – туда!
– Есть!
– Слева от входа вторая комната, это моя! Шейко страхует Федорова, Говоров – Лобова, автоматчик входит и контролирует коридор, Глумов остается на площадке…
На четвертом этаже горела тусклая лампочка, Рутков быстро открыл отмычкой деревянную дверь с облупившейся краской. С оружием наизготовку милиционеры бесшумно вошли в квартиру. Здесь было накурено, пахло скисшей едой. За дверью комнаты слева слышалась какая-то возня и женский смех.
Лобов быстро прошел вперед, миновал пустую кухню с неубранным столом, ванную, в которой лилась вода и женский голос напевал какой-то шлягер. Сердце бешено колотилось, он вспомнил дурацкий вопрос стажера, но тут же отогнал ненужные мысли и рывком открыл правую дверь. В разобранной кровати с несвежим скомканным бельем лежал огромный мужчина в одних семейных трусах из черного сатина. Заложив руки под голову, он курил и меланхолично пускал сизый дым в потолок. Завидев Лобова, он с удивительной ловкостью вскочил, искаженное злобой лицо не сулило ничего хорошего.
– На пол! Ложись! – как можно страшнее заорал капитан, целясь в голову гиганту.
– Ложись, сука! – рявкнул сзади подоспевший вовремя Говоров.
Тут же со стороны коридора донеслись выстрелы:
– Бах! Бах!
Грохот выстрелов сыграл роль ножа, полоснувшего по натянутым нервам.
– Ложись, убью! – Лобов выстрелил богатырю под ноги. Из старинного паркета полетели щепки.
Выругавшись, детина повалился на пол. В комнату ворвались Федоров и Шейко. Все четверо навалились на поверженного богатыря, надели наручники.
– Убивают! Помогите! – раздался истерический женский крик. Кричала изрядно выпившая девица, выскочившая из ванной. Вместо одежды на ней было одно полотенце, и то она держала его в руке. – Милиция! Убивают!
