Дверь тряхнуло и её левый верхний угол вогнуло внутрь, впуская в комнату солнечный луч.
«Сир Родрик спешился с коня за пятнадцать шагов до мельницы. Принял из моих рук щит и полуторный меч.
— Ты идёшь со мной, лисёнок.»
Лисёнок? — удивилась орчанка, старательно игнорируя постепенно сминаемую дверь.
Ансельм смутился.
«Так уж получилось, что при жизни боги наделили меня шевелюрой рыжей, как огонь или шуба белки.»
Девушка прыснула со смеху.
«Так вот», - продолжил Ансельм, сделав вид, что не услышал, — «Сир Родрик велел мне прикрывать его спину. А у меня руки тряслись так сильно, думал меч из ножен вытащить не смогу.
— Мне страшно, Сир, — запинаясь пробормотал я, чувствуя, как сгораю со стыда.
Не удивился бы, если бы он зарубил меня на месте за такой позор. Ведь рыцарь не должен ведать страха — так думал я.
Знаешь, что этот двухметровый медведь мне ответил?»
Велел тебе собраться? — предположила орчанка.
«Нет, Фурия» — с лёгкой грустью улыбнулся Ансельм.
Она ощутила эту тоску пополам с ностальгией, словно собеседник коснулся воспоминаний, которые причиняли ему не меньше боли, чем радости.
«- Мне тоже, — прогремел он.
Я онемел. В моих глазах Родрик Уитман был глыбой. Легендарной фигурой, которая сразила эттина под Хельгинским мостом, спасла Графа Виллона во время прорыва Проклятой Бездны в Беллграспе. Если и были воины достойнее, чем он, мне о таких слышать не доводилось. Когда он согласился принять мне в пажи, я потерял голову от счастья. Когда через полтора года он произвёл меня в оруженосцы, я думал сама Аларис и Аксиос заодно спустятся с небес посмотреть на мою радость.
— Как же так? Вы победили столько врагов… и до сих пор боитесь? — всё ещё не веря, спросил я.
— Я скажу тебе больше, лисёнок. Я боялся каждый раз, когда брал в руки оружие и делал шаг навстречу опасности. Страх — это не твой враг. Это твой величайший союзник. Именно он напоминает, что ты смертен, но также, что несмотря на это ты делаешь что-то важное со своей жизнью. Кто, по-твоему, более достойный человек? Тот, кто не испытывал страх ни разу в своей жизни? Или тот, кто взглянул страху в глаза и всё равно сделал то, что должно? Вот, что такое храбрость. Так учил меня Сир Барретт.
Родрик положил руку на моё плечо и пробрал своим взглядом.
— Я знаю, что на той мельнице засело четыре бессердечных сукиных сына. Они с лёгкостью воткнут мне в спину нож, если некому будет прикрыть её. Можно сразить вражеского генерала на поле боя, обрести бессмертную славу, а потом подавиться овсянкой и задохнуться. Величайшие бойцы мрут так же легко, как и самые простые пехотинцы. Я боюсь погибнуть здесь и сейчас. Однако я пойду туда, потому что таково моё решение. Потому что таково моё призвание. Потому что такова наша работа, лисёнок. Мы встаём против бури. Я верю в тебя. Я знаю, что ты справишься.»
Паладин выдержал паузу.
«Услышь меня, Фурия. Тебе не занимать отваги. Я верю в тебя! Я знаю, что ты справишься.»
Эти слова вызвали яркую картину в голову девушки. Воспоминание из её детства. Отец не дожил до её успехов в спорте, но он был рядом, когда она начинала. Когда пришла к нему накануне мелкого районного соревнования. Как делилась с ним своими страхами и переживаниями. Рассказывала про соперниц, которые занимались гораздо дольше её и выглядели монументально. По крайней мере так казалось ей в тот день. Он выслушал её, не перебивая.
«Это нормально, что тебе страшно. Зато взгляни на это с другой стороны. Значит, тебе не всё равно. Значит, тебе важно то, чем ты занимаешься. Я вижу какой усталой, но какой довольной ты приходишь с тренировок. Найти своё призвание — дорогого стоит в этой жизни. Я верю в тебя, Аврора. Ты справишься! Я знаю, что завтра ты порвёшь их всех!»
Фурия шмыгнула носом и, стянув с головы шлем, вытерла тыльной стороной перчатки подозрительную влагу с лица.
На следующий день она заняла четвёртое место. Даже не расстроилась. Тот миг, когда она преодолела себя и вышла к скамье оказался слаще любой победы. Отец так орал, так болел за неё, что сорвал голос и ещё два дня шипел, чем очень веселил и её, и маму.
Глубоко вздохнув, орчанка поднялась и нацепила вместилище Ансельма обратно.
Лучшая работа в мире, да, Ансельм?
«Лучшая работа в мире.» — предельно серьёзно подтвердил паладин.
Пошли надерём задницу этому блохастому ублюдку.
* * *
Глаза Брелларка застилала алая пелена. Его снедал голод, но не физический, а духовный. Лейтенанту уничтоженного Племени Рогатого Черепа хотелось отомстить. Не важно кому. Всему свету. Кому угодно. Кто-то должен был заплатить за его унижения.
После того, как раненный и истощённый он случайно набрёл на пещеру, где тогда ещё проживало племя хобгоблинов, багбир собирался подороже продать свою жизнь. Однако часовые, державшие его на прицеле дюжины луков, по команде своего вождя опустили оружие. Вперёд выступила она — проклятая старуха Кесма. Предложила ему ночлег и еду за верную службу.
Ещё месяц назад горделивый Брелларк бы отказался, но изгнание заставило его пересмотреть свои взгляды на мир. Озвученная цена больше не казалась ему такой уж огромной за возможность спать в тепле и сытости. В конце концов, он всегда может залечить свои раны, отъесться и свернуть ей шею, перехватив контроль над тупыми хобгоблинами.
И он уснул возле костра.
А пробудился рабом.
Мерзкая колдунья что-то сделала с ним за эту ночь. Открыв глаза, багбир понял, что служить ей есть величайшая честь. Главная его миссия на этой земле. Он смотрел на неё преданными глазами и не понимал, как жил раньше, до этой встречи.
При этом глубоко внутри крошечная частичка его разума выла и шатала стенки невидимой тюрьмы, куда погрузили его волю. С помощью своей новой правой руки всего за полгода Кесма сплотила или уничтожила несколько племён хобгоблинов. Захватила разрушенный форт. Вырезала людскую деревню. Она не собиралась останавливаться на этом. Вот только для Брелларка каждый день в цепях, что опутывали его разум, являлся и величайшим наслаждением, и величайшей пыткой.
Поэтому, когда зелёная козявка каким-то образом разбила эти колдовские оковы, он не стал её сразу убивать. В качестве награды оставил орчанку напоследок, чтобы поиграться подольше. С какой радостью багбир перебил этих серокожих недомерков, с каким наслаждением размозжил морщинистую башку ведьмы.
Оставалось всего несколько ударов, и он вломится внутрь башни. Тогда и продолжится веселье!
Острый слух Брелларка уловил скрип железа по камню, свист ветра от резкого движения. Закрываться от удара он начал почти в ту же секунду и запоздал лишь немного. Стремительная фигура воительницы рухнула на него сверху, спрыгнув из пролома в стене на третьем этаже донжона. При этом в прыжке она каким-то невозможным образом оттолкнулась от воздуха, и всадила своё копье ему в ключицу.
