На остановленном кадре Нова сидела на кровати в задранной черной футболке.
Улыбалась поверх надписи: “Без снюса Швеции не жить”.
Улыбалась так мертво, что Кевин покрылся гусиной кожей.
Он уменьшил картинку и тут заметил, что у кровати что-то есть — на полу, в тени ночного столика.
Пластиковый пакет из продуктового магазина, судя по виду, содержал упаковку пива из шести банок, но не это главное.
Главным было, где именно куплено пиво.
Фисксетра, подумал Кевин.
Только бледные сумерки
“Ведьмин котел”
— Однажды в детстве я замучила рака, — сказала Нова.
Разговор о живодерстве был попыткой одновременно и уклониться от темы, и развить ее. Луве не стал перебивать Нову, и из нее потоком полились слова, рассказ о том, как она в одиннадцать лет варила рака так долго, что вода в кастрюле выкипела.
— Это было сразу после того, как Петер написал мне в последний раз. Написал, сволочь, что “бросает меня”. Это ж сколько наглости надо.
Начав с обмена мыслями на расстоянии, загубленном кролике и мертвом раке, Нова добралась до своего прошлого. Она говорила с воодушевлением, и если раньше Луве сомневался в правдивости ее рассказов, то теперь сомнения исчезли. Ему казалось, что Нова не сознает, что говорит с ним. Она как будто обращалась к Мерси.
Вместе со своим братом Налле и его приятелями, Алексом и Фадде, Нова улизнула на вечеринку в честь сезона раков; там она выкурила свой первый косяк и выпила в одиночку литр белого вина.
— На следующем празднике раков лило как из ведра. — Нова перепрыгнула через год. — Но мне уже не надо было убегать тайком, потому что мама с Юсси смирились с тем, что я пью. Главное — чтобы я не напивалась до потери сознания.
В год, когда ей исполнилось тринадцать, Нова переспала с Алексом и Фадде. Через год на ее счету было еще девять или десять парней, она даже согласилась на секс с Алексом и Фадде одновременно.
— К следующей вечеринке, к своим пятнадцати годам, я перепробовала все… Гашиш и алкоголь, дурь и экстази, рогипнол, спайс, даже виагру.
Луве задумался. Нова отсчитывала свои первые годы знакомства с веществами, избрав вехами вечеринки в честь сезона раков; ясно, что первые издевательства над животными тесно связаны для нее с первым опытом употребления алкоголя и наркотиков, с первым сексуальным опытом. “Раковые” вечеринки стали для Новы символом издевательства над зверями, символом злоупотребления, она подсознательно выбрала рассказывать свою историю именно так.
— Я все реже думала про Петера… про Повелителя кукол. Я его почти забыла. Как будто во все это вляпалась другая Нова. Я же уже не малявка была, у меня грудь выросла больше маминой… Я даже подумывала, не начать ли мне продавать свои фотографии. Мне бы точно хорошо платили, и потом, все равно всю работу я делала сама. Я и фотограф, и актриса, и режиссер, да вообще все, и несправедливо, что деньги берет себе кто-то другой. Но мне смелости не хватило… Я решила, что лучше просто забыть всю эту историю.
Дальше Нова рассказала, что Юсси, в попытке пополнить свой в общем и целом несуществующий бюджет, стал гнать самогон, а мать покончила с астрологией, разуверившись в ней. “Слишком многие Девы вели себя совсем не как Девы”, — заметила Нова.
Празднества в квартире продолжались, народу прибывало много, и самого разнообразного, в первую очередь благодаря маленькому бизнесу Юсси, а также тому, что Нова завела собственный бизнес. Большинство клиентов были мужчинами в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, и если не считать самогона, в центре всего стояла она.
Нова рассказала, как в первый раз занималась сексом за деньги. Было больно, она жалобно поскуливала, но тот мужчина все равно сказал, что было изумительно хорошо.
Что он заметил: ей тоже понравилось.
После этого Нова просто решила думать, что ей нравится. То есть приняла решение стать актрисой; она сразу поняла, что у нее неплохо получается. У Новы, у которой никогда ничего не получалось хорошо, которая должна была пойти в девятый класс и провалила все экзамены, кроме английского.
— Конечно, надо постанывать, но самое главное — это глубоко дышать, чтобы покраснеть, а еще делать вид, что ты их прямо вот как хочешь.
Луве понял: с клиентами все должно выглядеть так, будто она всю жизнь ждала только их и больше никого.
— Потом они говорили, что никогда в жизни так не возбуждались, и можно было свернуться у них под боком, сделаться маленькой и робко прошептать, что и ты чувствовала то же самое.
Луве кажется, что он все понимает.
Я стану, какой захочешь.
Наслаждение таилось в самом выступлении; Нова была как спортсменка, которая без устали тренируется, чтобы получить наконец награду, далеко опередив всех и одержав победу. Вот что было для Новы главным стимулом.
Мужчины видели ее. Признавали и одобряли ее, а она поощряла их.
Я стану, какой захочешь.
— Хотя теперь им приходилось за это платить, — признала она и помолчала, почти застенчиво. — Ни мама, ни Налле понятия не имели о моем шлюханстве, но я подозревала, что Юсси в курсе. Странно, но меня это огорчало… Я сама выбрала быть шлюхой, но должен же он протестовать, показать, что ему не все равно? Все же знают, что быть шлюхой — это полное дно, что парни, которые покупают у него самогон, и меня тоже покупают.
Нова ненадолго отвлеклась, чтобы рассказать про своего брата Бьёрна, которого она все время называла Налле
[18], и Луве тут же понял, что тот единственный парень, от которого она ждала поддержки, ее никак не поддержал. Брата вечно не было дома, хотя многие его приятели регулярно захаживали к Юсси. Судя по тому, что рассказывала Нова, брат с сестрой начали отдаляться друг от друга.
— Налле чего только не вытворял. Он же был в Фискисе Bad Boy Number One
[19]. И анаболиками приторговывал, и два месяца успел отсидеть за то, что какого-то охранника отлупил, или кто там он был. Всегда при деньгах, и, хотя народ помалкивал, все знали, что за ограблениями всех снобских вилл в Бьёркнэсе и Лэннерсте стоит он. Мама вбила себе в голову, что он вернется домой как раз к вечеринке в честь ловли раков. Но я знала, что не вернется он. Я же его черт знает сколько не видела… Он и правда не пришел. Вечеринка длилась всю ночь, даже к утру не разошлись. В тот день все и пошло к черту… Последний праздник в этой проклятой квартире.
Нова поерзала на стуле. Глаза у нее блестели, голос зазвучал слабо.
— Никто из тех, кто был там, туда больше не вернулся, — сказала она. — И виновата во всем я.
