Кевин в нескольких словах обрисовал, на какой стадии находится расследование, и попросил Луве рассказать все, что тому известно о девочках, — все, что может пригодиться в расследовании.
Луве откинулся на спинку кресла.
— Да, конечно… Но сначала я хочу кое-что сказать. Ваш начальник упомянул, что у него плохие новости, но объяснить, касаются ли они Новы или Мерси, не захотел. Какую же новость он не захотел обсуждать по телефону?
Даже голос психотерапевта показался Кевину слегка женственным. Высокий, хрипловатый.
— У нас только что появилась информация о человеке, которого мы считаем отцом Мерси.
Кевин рассказал о мужчине, выпавшем из самолета; когда он назвал имя, записанное в удостоверяющих личность документах, Луве закрыл глаза и кивнул.
— Вы можете подтвердить, что отца Мерси звали именно так?
— Да.
Кевин достал телефон и показал ему фотографию с паспорта.
— А вот как он выглядит.
— Погодите-ка…
Луве щелкнул мышкой и развернул монитор к Кевину. На экране была интернет-страница какого-то технического университета.
Вудил, Нигерия, прочитал Кевин и быстро просмотрел фотографии преподавателей. В нижнем левом углу была фотография того же человека, что и на снимке в паспорте.
Значит, отец Мерси преподавал в университете.
Этим все сказано.
Глаза у Луве заблестели, он откашлялся.
Человек, которому неуютно проявлять чувства, подумал Кевин. В то же время психотерапевт выглядел едва ли не хрупким; может быть, работа с подвергшимися насилию девочками наложила на него свой отпечаток? Психологи часто отзеркаливают эмоции, жестами и выражением лица возвращают пациентам их же чувства, чтобы те ощущали себя в большей безопасности и легче открывались. Такая техника применяется и на допросах. Кевин спросил себя, не перенимал ли он реакции людей, которых допрашивал.
Стыда, какой бывает во взгляде насильника или жертвы.
Часто в обоих случаях стыд выглядит одинаково, подумал Кевин.
— Сейчас самое главное — найти Нову и Мерси… — Луве понизил голос. — Уверенности у меня нет, но мне кажется, что они могли вернуться к единственной известной им жизни. К проституции и наркомании. И мне кажется, все кончится катастрофой. Они носят в себе… Ненависть, желание отомстить. Где-то внутри у них клокочут чувства.
Кевину вспомнился французский фильм “Трахни меня”. Две молодые женщины пускаются в одиссею: секс, наркотики, насилие. И устраивают настоящую бойню, истребляя мужчин.
— Можете предположить, к кому они могли бы вернуться?
После недолгого раз мышления Луве ответил:
— В прошлом году Мерси оказалась замешанной в скандале. Проституция. Она тогда жила в Емтланде, в Брэкке, и здесь оказалась главным образом из-за того, что там произошло.
Брэкке, подумал Кевин. Что-то знакомое.
Луве рассказал, что Мерси спала за деньги с несколькими парнями из маленького емтландского поселка.
— А потом с отцами двух из этих парней и еще с несколькими мужчинами, — прибавил он. — Был суд, мужчин приговорили к наказанию.
Год назад Кевин следил за процессом по газетам, но теперь помнил только, что девочка — иммигрантка.
Значит, этой девочкой была Мерси.
— На вашем месте я бы начал с проверки старых приятелей Новы из Фисксетры. — Луве серьезно взглянул на Кевина. — Она осторожничала с именами, но три я точно знаю… Алекс, Фадде и Альбин, приятели ее брата.
— Алекс, Фадде и Альбин? А фамилии?
— Фамилий она не называла. Но они входят в компанию парней, которым она продавалась. Делиться с вами подробностями кажется мне нарушением ее границ.
— Спасибо, — сказал Кевин. — Есть еще что-нибудь, что мне стоило бы знать?
— Вряд ли. Это все?
— Я хотел бы поговорить с терапевтом, который вел Фрейю Линдхольм. Проводите меня к нему?
— К ней. Ее кабинет в конце коридора, но сейчас там ваш коллега беседует с Эрканом. — Луве поднялся. — Я могу сходить за ней, и вы поговорите в моем кабинете.
Кевин кивнул. Эркан, подумал он.
Который угощал полицейских турецкими конфетами.
Как восковые крылья
Промышленная зона Вестберги
— Когда я была маленькой, Налле часто рассказывал мне всякие истории, — сказала Нова. — У тебя тоже хорошо получается. Когда мы переедем в Сансет-Бич, ты сможешь выучиться на писательницу и зарабатывать книжками.
Мерси коротко рассмеялась, и смех у нее был такой же, как голос. Хриплый и какой-то неторопливый.
Мерси молчала, и Нова начала терять терпение. Ей хотелось знать о Мерси больше.
— Что было дальше? — спросила она.
— Мы сели в резиновую лодку, которая была не резиновая, а из плотного пластика, кое-где заклеенная скотчем и заплатками. Палуба — фанерная, вся в трещинах. Как только мы вышли в море, в лодку начала просачиваться вода.
Мерси продолжила рассказ. Лодкой правил какой-то парень из Чада, и еще им повезло, что было чем вычерпывать воду.
— Представляешь? Чад! Человек родился в стране, которая вообще не имеет выхода к морю. И этот человек управляет лодкой. Прошел десятиминутные курсы, рулит при помощи мобильного телефона — и отвечает при этом за сорок человеческих жизней. Одна только наша семья, пять человек, заплатила больше десяти тысяч долларов… Сорок поделить на пять будет восемь, восемь помножить на десять тысяч долларов — итого восемьдесят тысяч. Сколько это в кронах? Тысяч шестьсот-семьсот?
Рассказ Мерси, очень подробный, позволял Нове увидеть все глазами подруги.
Вскоре голос Мерси изменился, Нова услышала в нем злость. Мерси рассказывала, как сидела на борту и держалась за папу, а мама с близнецами сидели ниже, на фанерной палубе.
— Фанера трещала, словно чья-то гигантская рука пыталась раздавить лодку.
Слушая Мерси, Нова закрыла глаза. Рассказ подруги был таким живым, что Нова словно видела все сама. Как будто смотрела фильм.
Наконец береговые огни скрылись из глаз; остался только свет луны, и море стало похоже на пыльный пол. “Пол” медленно покачивался. Мерси этого не видела, но ощущала животом.
Мерси молча полежала рядом с Новой, а потом фильм продолжился.
Это посасывание в желудке — ощущения моря — ее и пугало. Такое же посасывание чувствовала Нова, перед тем как слететь с катушек и накинуться на кого-нибудь с кулаками.
Как странно. Страх и злость ощущаются телом одинаково.
— Знаешь, кто такой Икар? — спросила Мерси.
— Я даже имени такого не знаю.
