— Ролик записан не в Швеции?
— Скорее всего.
— Его могли записать в США?
— Да, а также в некоторых других странах, и я…
— По-моему, мелодия звучит как импровизация, что тоже не в пользу версии о шведском радио. А тот американский IP-адрес — где в США он зарегистрирован? IP-адрес Джозефа Луиса Маккормака, который умер?
— Атланта, Джорджия, — ответила Эмилия и тут же услышала на том конце вздох.
— “Deliverance”. “Избавление”. Goddamn, you play a mean banjo
[81].
— Ты о чем?
— Про один фильм, там действие происходит в Джорджии, в районе Аппалачей, на родине блюграсса. Смотрела фильм, где беззубый мальчик играет на банджо? Это оттуда.
— Ну да, смотрела.
— Там звучит не “Dueling banjos”, мелодия вообще не имеет отношения к фильму, но ощущение лоу-фай
[82] — то же самое. Какая-нибудь группа из американского Библейского пояса.
— Я тоже услышала на записи кое-что еще, — сказала Эмилия.
— Что-то, чего не услышал я?
— Да… Вообще я, прежде чем говорить с тобой, хотела бы проверить этот момент с одним коллегой, но какая разница, скажу сейчас… Я начинаю думать, что на самом деле голос твоего отца — это запись. Там фоном звучит белый шум, и колебания звука указывают на то, что запись могли сделать на кассету.
— Магнитофонную кассету?
— Да. Вероятно, во время съемок кто-то держал в руках диктофон с кассетой, на которой записан голос твоего отца. Может быть, звук наложили потом, чтобы осложнить возможный анализ.
Последовало долгое молчание. Наконец Кевин сказал:
— Спасибо. Тогда остается только узнать, кто именно держал диктофон.
Их прервал стук в дверь.
— С Кевином говоришь? — спросил Лассе. — Если да, включи, пожалуйста, громкую связь.
Эмилия подключила динамик и положила телефон на стол.
— Ульф Блумстранд имеет доступ к четырем квартирам, — начал Лассе. — У него два кондоминиума, в Риссне и Акалле, а еще его имя стоит в двух договорах аренды, квартиры в Рогсведе и Фисксетре. Я только что отправил тебе адреса.
— Еще что-нибудь можно связать с Блумстрандом? Нежилые помещения? Дачные домики?
— Нет, насколько мы знаем.
Кевин откашлялся.
— Лассе, ты хороший начальник.
— Спасибо… Я стараюсь.
— Что означает — тебе все равно, чем я занимаюсь в свое свободное время.
Какое-то время Эмилия и Лассе смотрели друг на друга, потом Лассе пожал плечами.
— У тебя усталый вид, — сказал Лассе. — Выдержишь еще встречу, прежде чем пойдешь домой? Кое-кто из тех, с кем ты работала в Бергсхамре, ждет тебя в буфете.
— Шварц? Он же на больничном после ранения?
— Нет. Ирса Хельгадоттир. Похоже, у нее что-то важное.
У мужика имеется домик
Накка
Ульфу Блумстранду было тридцать семь лет, но выглядел он на десять лет моложе. Факт, достойный удивления, если принять во внимание его образ жизни. Вот уже двадцать лет Ульф спал не больше шести часов подряд, обычно обходился тремя, максимум — четырьмя часами сна, и они редко выпадали на ночь, потому что по ночам он работал. С юных лет целью всех бизнес-инициатив Ульфа было обеспечить себя “антидепрессантами”, которые он сам себе прописал, но явными признаками употребления наркотиков были лишь слегка ввалившиеся щеки и неглубокие тени под глазами.
Хуже обстояло с внутренними, скрытыми органами, чего Ульф пока не ощущал: сердце и печень были поражены, почки работали в четверть силы, из легких скоро можно будет добывать уголь, а последствия синусита, который затянулся лет на семь-восемь, перекинулись на мозг.
Умереть — ну и ладно, не худшая альтернатива из возможных.
Все, что Ульф делал, он делал основательно.
Кроме одного.
Он никогда в жизни не любил другого человека.
Влечение к мужчинам он подавлял, и оттого у него развилась сильнейшая ненависть к женщинам.
Цветочек даже себе не хотел признаваться, но Мерси пугала его, и не только своим острым умом.
Она еще и психованная.
Хорошо, что на Юриса можно положиться. Цветочек покосился на здоровяка, сидевшего за рулем. Челюсть как у бойцового пса, руки — стальные балки.
— Ты не расскажешь про парня, к которому мы едем? — спросила Нова. Цветочек с каждым днем все больше ненавидел этот писклявый, бесивший его голос, но слушать его был вынужден каждый день.
Глядя в окошко, он сосчитал до десяти. Над дорогой вился снег, слева светились огни трассы, которую они скоро пересекут. Цветочек уже сам не помнил, в который раз болтовня Новы заставляет его сжимать кулаки в карманах, но понимал, что бить ее — не дело. Лучше пустить эту ярость на съемку фильма. И увидеть, как толстые члены втыкаются в ее мерзкую узкую глотку.
Человеку, которого они собрались доить, лет пятьдесят, он работает в прокуратуре и питает слабость к малолеткам вообще и к Нове в частности.
У мужика имеется домик недалеко от природоохранной зоны в Накке — идеальное место, до ближайших соседей несколько километров. Они припаркуются метров за двести от дома, в укромном месте, девчонки пройдут последний отрезок пути одни. Он их впустит, они договорятся о плате. Разденутся, сделают все, как он хочет. Чем извращеннее, тем лучше. У Цветочка уже имелось изрядно данных о его интернет-привычках, но, если хочешь поторговаться, всегда лучше иметь козырь понадежнее.
В минуту, когда мужик будет уязвимее всего, они с Юрисом ворвутся в дом. У Юриса пистолет, у него самого камера.
Потом все будет просто. Юрис расскажет, что у них на него есть нечто такое, что не обязательно показывать его жене или коллегам в прокуратуре. А дальше они объяснят, какую сумму считают подходящей за свое молчание.
От Фисксетры они взяли налево, проехали вдоль Сальтшёбадсвэген, параллельно шоссе, миновали клуб верховой езды; на пути к заповеднику дорога сузилась, стала хуже. Цветочек надеялся, что снегопада больше не будет.
Он попросил Юриса последний отрезок проехать помедленнее. В том месте, где они собирались остановиться, машину видно не будет, а сами они будут наблюдать за домиком в бинокль, не рискуя быть замеченными. Чего Ульф Блумстранд не рассчитал, так это того, что проклятый снегопад ухудшит видимость.
Когда они прибыли на место, его поразила тишина.
