Правда, благодушие слегка развеялось, когда мы добрались до студенческого общежития Холли в центре Лондона «Рамси Холл». Почему? Да потому что у меня никак не получалось собрать стол, купленный накануне в IKEA. Основатель IKEA Ингвар Кампрад был, как и я, дислексиком, и все – от странных названий до наглядных инструкций с картинками – отражало его специфическое видение мира. А я стоял и бессмысленно таращился даже в такую понятную инструкцию, так что вскоре в процесс включились все, причем каждый со своим взглядом на сборку. Мы склонились над кучей деревяшек и металлического крепежа, и Джоан выдала чрезвычайно ценное замечание:
– Надо было брать стол MALM, я же говорила.
– А это разве не он?
– Нет, это GALANT.
– А в чем разница? – все-таки я совершенно не понимал по-икейски.
– Не знаю, но, по-моему, его было бы проще собирать.
– Так, дай-ка мне лучше шестигранник, – я притворился, будто знаю, что делаю, хотя не имел ни малейшего представления.
Холли пыталась помочь, Сэм предусмотрительно держался в стороне от этого хаоса, а я продолжал безрезультатные попытки. В конце концов, мы решили пойти пообедать и вернуться к этой головоломке сытыми. И это сработало – во всяком случае мы смогли спокойно уехать, оставив Холли стол, который худо-бедно стоял на ножках.
С самого первого дня Холли влилась в студенческую жизнь. Она сразу же прикипела к своему курсу, познакомилась с новыми людьми (и дружит с ними до сих пор). Кроме того, Холли была очень внимательной дочерью: постоянно звонила домой и приезжала в Оксфорд на выходные. Я часто заставал их с Сэмом за приставкой – они, как и раньше, рубились в игры на Nintendo. Любимой игрой Холли была Donkey Kong Country. Но в семейные путешествия Холли стала ездить с нами реже, что неудивительно, и нам как родителям пришлось подстроиться к переменам в ее жизни.
К сожалению, в том месяце мне пришлось привыкать не только к университетской жизни Холли.
* * *
Во вторник 11 сентября 2001 года я все-таки успел на поезд Eurostar до Брюсселя, где меня ждал довольно унылый день: я должен был выступить с речью перед членами Европейского парламента о необходимости изменений в законодательстве, которые способствовали бы повышению конкуренции в автомобильной промышленности.
Я только начал свое выступление, когда помощник передал записку председателю комитета. Никогда не забуду выражения лица, с которым он ее прочел. Я сразу понял, что случилась какая-то беда, и замолчал, а председатель встал и сообщил аудитории новость.
– Теракт в Нью-Йорке, – объявил он к ужасу всех присутствующих. – Задействованы самолеты.
Все тревожно запереглядывались, начали тихонько переговариваться, достали телефоны, а председатель добавил: «Наше здание может оказаться целью следующей атаки. Если вы хотите уйти, то, разумеется, можете спокойно это сделать.
Шум нарастал, несколько человек встали и вышли. Но почти все в итоге остались.
– Что скажете, Ричард? – спросил председатель. – Вы готовы продолжать?
Как и все остальные собравшиеся, я понятия не имел, насколько все серьезно. Но, видя, сколько народу осталось, я понял, что продолжать необходимо. Правда, речь я скомкал и закончил ее кое-как – мне было не до выступления, мои мысли были за тысячи миль отсюда. Это не наши самолеты? Подробностей у меня не было, но я печенкой чувствовал, что волна кризиса накроет и нас. Уже через час я ехал на поезде в Лондон, отчаянно пытаясь дозвониться до своей команды.
Первым я позвонил Уиллу Уайтхорну. «Говорят, террористы захватили четыре самолета, – рассказывал он, а поезд набирал скорость, миновав Париж. – Башни-близнецы разрушены, погибших может быть больше 10 тысяч. Идут сообщения еще об одном захваченном самолете. Воздушное пространство США закрыто. Пока тебя не было, мы развернули самолеты Virgin обратно. Только три самолета прошли точку невозврата, а потом небо над Америкой как раз закрыли. Как вернешься, давай все обсудим в деталях. Жди меня прямо завтра в Холланд-парке».
На меня тут же навалились ужас от размаха трагедии и внезапная тревога за всех, кто сейчас в Нью-Йорке. Женщина, сидевшая рядом со мной, плакала и отчаянно пыталась дозвониться до своих близких в США. Я понимал, что ничем не смогу ей сейчас помочь, и начал перебирать в уме имена людей, которых я знал в городе. Хоть я и надеялся, что с ними все в порядке, но все же не выдержал и разрыдался – так все это было жутко.
Только вернувшись в офис, я впервые увидел ужасные кадры столкновения самолетов с башнями-близнецами. Вскоре появились фотографии людей, выпрыгивающих из зданий. И весь мой бизнес, и необходимость управлять авиакомпанией – все потеряло значение. После увиденного все казалось ерундой.
Я поехал домой, чтобы увидеть жену и детей и убедиться, что с ними все в порядке. Джоан обедала с друзьями в Оксфорде, когда ей позвонила с новостями наша дочь.
– Найди телевизор! – кричала Холли.
По словам Джоан, она заскочила в маленький магазин одежды рядом с рестораном и с ужасом смотрела теракт в прямом эфире.
– Это было похоже на компьютерную игру, – призналась она, когда мы лежали на диване, прижавшись друг к другу. – Просто не верилось.
Я снова подумал, как мне повезло с семьей. И какая это хрупкая и драгоценная штука – жизнь.
* * *
Все вокруг казалось черным, черно было и у меня на душе, но уже с утра пришлось вернуться к делам. Руководящий отдел Virgin Atlantic во главе со Стивом Риджвеем с ночи работал в аварийном режиме, а на рассвете мы с Уиллом, Ричардом Боукером, Патриком Макколлом, Марком Пулом и Саймоном Райтом собрались в моей гостиной на кризисное совещание.
Огромное число жертв, всеобщее потрясение… но тяжелые последствия ожидали и бизнес: тысячи и тысячи рабочих мест оказались под угрозой. Решение нашей команды развернуть самолеты и посадить их в Британии оказалось дальновидным и сэкономило нам огромные деньги. Нам пришлось бы куда хуже, не заверши мы годом раньше сделку по продаже 49 % акций нашей компании Singapore Airlines. И все же в целом пол под нами ходил ходуном. По нашим оценкам, отмена рейсов в США и уменьшение потока клиентов означало для нас ежедневные убытки в полтора миллиона фунтов. В ближайшие несколько месяцев мы могли потерять сотни миллионов.
Я взялся за телефон. Первым делом я переговорил с нашими банкирами и попытался убедить их, что финансовое положение Virgin по-прежнему устойчиво. Затем я позвонил конкурентам в British Airways и в другие авиакомпании, чтобы обсудить общие меры по разрешению кризиса. Глава BA Род Эддингтон был очень любезен, а мы предложили объединиться и сообща убедить правительство поддержать все британские авиакомпании, как только воздушное пространство США вновь будет открыто.
– Отличная мысль, приятель! – согласился он и рассказал по секрету, что BA оценивает размер своих ежедневных убытков в восемь миллионов фунтов.
Окончательно обнаглев, я позвонил министру транспорта Стивену Байерсу, чтобы упросить правительство поддержать интересы британских авиакомпаний. Я знал, что наши конкуренты в Штатах уже получают огромные субсидии от американского правительства. Кроме того, им при необходимости была доступна такая роскошь, как 11-я глава. В том смысле, что они могут объявить о банкротстве, но продолжать работать и оплачивать долги только частично, по сути начиная все с чистого листа. У нас в Британии такого никогда не было. Я сказал Стивену, что, если мы хотим справиться со всем этим кошмаром, от правительства тоже потребуются решительные действия.
