Он из года в год так поддерживал меня в погоне за мечтой, что я был невероятно счастлив, когда мне открылась возможность вернуть ему долг. Однажды мне позвонил воздухоплаватель из Египта. У него была компания, которая впервые стала предлагать полеты на воздушных шарах над Долиной Царей.
– Я летел над долиной, – взахлеб рассказывал он в трубку. – Где-то в сотне метров над землей я увидел выступ. Там был огромный камень, который что-то закрывал, и, кажется, на стене я видел иероглифы. Ричард, по-моему, это неизвестная гробница!
Я думал, он меня дурачит, но он настаивал, что это никакие не шутки.
– Скорее приезжай, – упрашивал он, – и я сам все покажу.
Я тут же сделал пару звонков. Сначала я позвонил в Британский музей, чтобы поговорить с экспертом по древнеегипетской истории. Она подтвердила, что в тех местах, где путешествовал воздухоплаватель, очень даже могут обнаружиться неизвестные гробницы: «Это может оказаться гробница Рамзеса VIII. А если это так, то в гробнице Тутанхамона можно будет спокойно открывать супермаркет».
Второй звонок был адресован моему отцу.
– Собирай чемоданы, – сказал я. – Мы едем в Египет.
Когда мы прилетели в Луксор, то решили, что никому не расскажем, зачем мы здесь. Мы встретились с воздухоплавателем, и он дал нам примерные координаты обнаруженного им места. Добираться туда было чрезвычайно трудно – у воздушных шаров пренеприятнейшее свойство лететь туда, куда их несет ветер. Прошло пять дней, а мы так ничего и не нашли. Я расстраивался, а отец был в своей стихии. Он изучал легенды, находил артефакты и вообще отлично вошел в роль – расхаживал в широкополой шляпе, в одежде цвета хаки. Наконец-то он был похож на археолога.
Но вернемся в Кейкхэм. Мы с отцом засиделись допоздна – рассказывали истории и хохотали. Тогда, в 90 c лишним лет, его ум не утратил остроты, хотя ему и пришлось немного сбавить обороты: у него были серьезные проблемы с бедром, а оперировать было нельзя из-за язв на ногах, – так что он уже не мог путешествовать как раньше. Разговор зашел о будущей свадьбе Холли и Фредди. Несколько месяцев назад я сидел на балконе в Rock Lodge, в Улусабе, любуясь, как по саванне бродят слоны, и тут позвонил Фредди. С Фредди Холли познакомилась еще в школе, и с тех пор они не расставались. Фредди – способный бизнесмен. Сначала он занимался грузоперевозками, и у него это прекрасно получалось, а потом присоединился к инвестиционной команде Virgin. С воображением у него все оказалось в порядке, и он помог построить Virgin Sport – наш новый бизнес по организации спортивных фестивалей: бег и прочий спорт в веселой и праздничной атмосфере. И, что самое главное, он с первого дня безгранично любил и уважал мою дочь. Так что было совершенно понятно, зачем он мне звонит. Сначала я притворился, что ужасно занят и не смогу с ним встретиться, а потом, когда Фредди расстроился, я его поздравил и дал им с Холли свое благословение.
Через неделю после празднества я позвонил отцу, чтобы обсудить приготовления к важному дню: Холли и Фредди решили, что они хотят пожениться в тот же день и в том же месте, что и мы с Джоан: 20 декабря, на острове Некер. Отец внимательно слушал, а потом прервал меня. «Желаю вам весело отпраздновать», – просто сказал он. Он еще не договорил, а я уже понял, что он имеет в виду. Это было как нож в сердце. Я думаю, он уже знал, что ему оставалось совсем недолго. Той же ночью, 19 марта 2011 года, он мирно скончался во сне.
Я был опустошен. Хотя нас разделяли километры и километры, мы всегда оставались необычайно близки. Отец для меня был чем-то неотъемлемым – как восходы, как закаты. Он жил полной жизнью, о которой мог бы мечтать каждый. Как и Джоан, отец не любил публичности, но с самых моих первых дней он меня поддерживал – ненавязчиво, по-доброму и с огромной любовью. Помню, как-то мы прогуливались с ним по парку в Шамли Грин. Я тогда подумывал, не бросить ли школу. Отец сказал мне, что хотел бы, чтобы я выучился на адвоката. То же самое ему много лет назад говорил и его отец. Мы с ним отметили, что все повторяется, и я понял: он желает мне счастья, что бы я ни решил. Потом мы еще раз обошли лужайку, и отец произнес: «Ричард, забудь все, что я тебе сказал. Поступай как знаешь. Мы с мамой всегда тебя поддержим». И он сдержал слово.
Когда я думаю об отце, то мысленно переношусь в прошлое, в кондитерскую миссис Эйвенолл неподалеку от нашего дома. Мне было шесть лет. Мы с младшей сестренкой Линди забрались на стул, чтобы «одолжить» пять шиллингов из верхнего ящика отцовского комода, в котором он хранил мелочь. Потом мы пошли в магазин и поменяли наши пять шиллингов на кульки с замечательными сладостями. Но миссис Эйвенолл не спешила нам их отдавать – сначала она позвонила отцу. Он тут же прибежал. «Похоже, ваши дети украли у вас деньги, мистер Брэнсон». Отец посмотрел ей прямо в глаза: «Как вы смеете обвинять моих детей в воровстве!» Мы вышли из магазина, и отец никогда не вспоминал об этом случае – а мы больше никогда не воровали. Таким был наш отец: мудрым, добрым, бесконечно любящим.
Отцу нравилось бывать у нас на Некере и изучать животных. Он часто уходил гулять по острову со своим верным биноклем в руках. Да и просто он любил Некер – как место, где можно было незабываемо отдохнуть вместе с близкими. И неудивительно, что перед смертью он попросил меня, когда наступит срок, привезти его прах на остров Некер. Он хотел, чтобы его прах развеяли на дальнем конце острова – в присутствии близких, среди чудесной природы, которую он так горячо любил.
Из всей семьи только я не присутствовал на церемонии кремации. Не потому, что был слишком убит горем, а потому, что хотел запомнить отца таким, каким он был при жизни. Я ни разу не пожалел об этом. Джоан сказала лучше всех: «Все люди скорбят по-разному, и мы принимаем твое решение». Но я был на чудесном общем сборе, который мы позже устроили на Некере, чтобы развеять прах отца. Мы были полны любви, смеха и счастья – совсем как он. Вся семья, все друзья пришли поклониться завершению его удивительной жизни, которая и стала для него величайшим приключением.
Отец умер счастливым. А рецепт у этого только один – наполнять свою жизнь смыслом и любовью. Смысл и любовь должны быть во всем – что вы делаете, что вы даете людям, как вы к ним относитесь и какие чувства в них вызываете. Всякий раз, как в разговоре всплывало имя отца, все тут же начинали покатываться со смеху, пересказывая его байки, вспоминая его приключения и выходки, получившие в семье определение «тедовские» (все звали его Тедом, уменьшительное от Эдварда). Он научил меня, как одним незатейливым рассказом завоевать внимание и симпатию, как видеть во всем смешное и как открыть свое сердце людям. А главное – он научил меня, что значит быть отцом и мужчиной. Он и мама показали мне, как важно ставить интересы других превыше своих собственных и почему каждый свой день нужно проживать так, будто он последний.
Несколько лет спустя умер отец моего друга Сухайля Ризви, и он отправил мне трогательное письмо: то, о чем он писал, было так похоже на мои собственные чувства к отцу. «Когда я был маленьким, он учил меня, как жить, когда я стал взрослым – как быть отцом. Когда мне казалось, что он уже ничему не может меня научить, он показал мне, что можно уйти красиво и достойно». После смерти отца я начал чаще задумываться о собственной смерти, о Джоан, о Холли и Сэме, обо всей своей семье. Мне 67, жене за 60, а нашим детям уже больше 30. Я очень хорошо помню: когда родилась Холли, я думал, каким же я буду старым к ее 30-летию. Я, конечно, надеюсь дожить до 90, как мои родители, но когда с возрастом немного чаще задумываешься о смерти – это естественно.
