Рано или поздно к тебе приходит осознание собственной уязвимости – единственная непреложная истина состоит в том, что мы все когда-нибудь умрем. И хотя мне уже будет все равно, куда лягут мои бренные останки, я хотел бы урвать себе небольшой кусочек того места, которое я люблю больше всего, – острова Некер. Я был бы рад, если бы меня похоронили на уединенном дальнем конце острова у валунов, в окружении дикой природы. Но мне бы не хотелось, чтобы на моих похоронах были мрачные лица. Лучше пусть все будут в купальных костюмах, пусть зажигают фейерверки, шутят, бьют в барабаны, и пусть вокруг царит любовь. Мне бы хотелось, чтобы люди радовались, вспоминая мою жизнь, а не скорбели, оплакивая мою смерть. Самая большая радость для меня и для Джоан – то, что у нас двое чудесных детей, которые встретили своих любимых. Если их семейные узы окажутся не такими прочными, как у нас с Джоан, я очень сильно удивлюсь. Я счастлив, что дети продолжают мое дело и что у меня получалось менять мир к лучшему – как и у моего отца. Он находил доброе слово для каждого, заразительно смеялся, обладал здоровой наглостью и огромной страстью к исследованию мира, которую я, к моему великому счастью, унаследовал. «Разве жизнь не прекрасна?» – его любимая фраза. Это действительно так – даже если теперь, когда его не стало, она чуть менее прекрасна.
* * *
За несколько лет до смерти отец дал один мудрый совет моему племяннику Джеку Броквею. Они вместе плыли в лодке, и Джек сказал отцу, что ночью слышал какой-то звук, решил, что ему показалось, и не придал этому значения. И хотя на сей раз никакой беды не произошло, мой отец пожурил его за беспечность.
– Всегда надо проверять, если ночью слышишь что-то странное, – сказал он, – особенно если с тобой пожилой человек. На это уйдет всего минута, но эта минута может все перевернуть.
22 августа 2011 года совет отца спас жизнь нашей семье. Было четыре утра, я спал в своей постели на Некере. Снаружи проливной дождь хлестал в окна спальни, но тропический шторм в этих местах – обычное дело, так что я, проснувшись, бросил взгляд на крепко спящую рядом Джоан, перевернулся на другой бок и снова закрыл глаза. В нескольких сотнях метров в Большом доме крепко спали 12 человек – члены семьи и близкие друзья, в том числе мама, Холли, Джек, Кейт Уинслет и мой племянник Нед Рокнролл.
Однако опасность оказалась серьезнее, чем можно было предположить: сильный ветер, гнувший пальмы, принес ужасную грозу – такую грозу, когда мощные молнии лупят в крышу и могут вызвать пожар. Когда Джек проснулся, услышав странный шум, он вспомнил совет отца и вылез из постели – посмотреть, что происходит. И увидел, как Большой дом пожирает 60-метровое пламя. Он кинулся поднимать тревогу. Сэм, который всегда останавливался в доме рядом с нашим, тоже услышал шум. Он открыл дверь и увидел перед собой кроваво-красное небо. Он побежал к моей спальне и забарабанил кулаками в окно.
– Пожар в Большом доме! – кричал он. – Пожар! Пожар! Пожар! Пожар!
Это был один из тех жутких моментов, про которые всегда думаешь – только бы не со мной. Джек, не теряя времени, побежал в горящий дом. Я выскочил на улицу нагишом и стремглав бросился догонять Сэма. Меня окружала тьма, бушевал ураган, и не было видно ничего, кроме огня. Я споткнулся, упал и уколол о кактус… самое дорогое. Больно было – не передать, но куда больнее было думать, что Холли и мама внутри горящего дома. Я поднялся и с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, поспешил на помощь.
Все это походило на сцену из фильма ужасов. Джек уже был внутри, носился от комнаты к комнате, кричал, помогал полусонным детям, дедушке и бабушке и оставшимся взрослым выбраться из здания, которое грозило вот-вот обрушиться. У меня упало сердце, когда я добежал до дома и увидел, что оттуда еще никто не вышел. Потом в дыму вырисовались очертания Кейт – она несла мою маму. За ней появились дети и все мои племянники и племянницы. Вокруг завывал ветер, дождь лил как из ведра, но меня терзала одна мысль: «Где Холли? Проснулась ли она? Жива ли она?» И тут она появилась, подбежала ко мне, обняла, и мы отошли подальше от горящего дома. За несколько минут, которые показались мне часами, все благополучно выбрались – до того, как дымом заволокло весь дом.
Я стоял и смотрел, как бушует огонь, не веря своим глазам, и вдруг вспомнил про свои блокноты. Очертя голову я бросился в дом – попытаться спасти записи, а заодно и фотографии. Я видел, что огонь ползет по коридору, – мой кабинет был на полпути, и я ринулся к нему. Когда я распахнул дверь кабинета, уже пахло горелым деревом. Крыша и одна из стен пылали. Но до коричневого шкафа, в котором хранились блокноты и фотографии, огонь еще не добрался. Какое-то время я колебался, спрашивая себя: «Все эти вещи для меня так важны? Хочу ли я рискнуть жизнью и попытаться их вытащить, рискуя оказаться в ловушке?»
Здравый смысл взял верх.
Я понял, что оно того не стоит.
Надо выбираться.
Это было верное решение. Я закрыл дверь и вздрогнул от резкой боли: дверная ручка уже раскалилась добела. Я помчался обратно по горящему коридору, выбежал наружу под проливной дождь и вернулся к остальным. Мы, потрясенные, жались друг к другу: наш дом сгорел прямо у нас на глазах. Я обернулся и посмотрел на отважных детей Кейт, десятилетнюю Мию и семилетнего Джо, прильнувших к маме.
Кто-то из них сказал:
– Все сгорело…
Я подумал о судьбе дневников и фотографий, погибших в дыму и пламени, и обратился к Мии и Джо.
– Запомните, главное в жизни – вовсе не вещи, – сказал я им. – Важны не вещи, а люди. Сейчас самое важное, что все живы и в безопасности.
По лицу у меня текли слезы, смешиваясь с каплями проливного дождя, но, как только мы убедились, что все целы и невредимы, я не ощутил ничего, кроме огромного облегчения. Дом уже было все равно не спасти – переправа на далекий остров Некер посреди тропического шторма была бы слишком опасной задачей для пожарной службы. К тому же Большой дом был в основном деревянным, и огонь пожрал его очень быстро.
Полыхало до самого утра. Мы принялись подсчитывать убытки и рассуждать, как же здорово нам повезло уцелеть в таком пожаре. Я возблагодарил судьбу, что никто не пострадал. Мы все обнимали Мию и Джо – я еще не встречал таких храбрых детей. А Кейт все пыталась вспомнить столь же драматичную сцену в каком-нибудь из своих голливудских фильмов.
– Я все ждала, когда же режиссер наконец крикнет «Снято!», – сказала она.
Часто юмор – это и есть лучший способ справиться с бедой, и мы, наверное, выглядели забавно, сгрудившись на пляже, когда позади нас все еще плясали отблески пламени, как в финальной сцене какого-нибудь многомиллионного блокбастера. Я смотрел, как светятся глаза моих близких на покрытых копотью лицах, и не мог сдержать улыбку. Мы с Джоан рассказывали случаи из детства Сэма и Холли – ведь они выросли в этом доме. Я вспоминал, как учил Сэма играть в шахматы, как мы с Джоан сидели на моем любимом балконе, любуясь закатом и дыша морским воздухом, вспомнил ночи с танцами на столах. Насладившись этими горько-сладкими воспоминаниями, мы вынесли большой чистый лист бумаги и начали обсуждать, как будем восстанавливать дом, чтобы он стал больше и красивее, чем прежний. Я решил, что каждый из нашей замечательной команды сможет заняться тем, что ему по нраву.
