– Ну как же, Джейн, благодаря хорошей организации и машинке для печати ярлычков!
– Я действительно стираю поздним вечером, Сюзан.
– Черт подери, Билл, я начала регулярно медитировать!
Ага, точно. Стирка поздним вечером – это панацея, помогающая разбудить и одеть троих детей, работать по двенадцать часов в сутки, звонить репетитору дочки, планировать походы к врачам и в гости во время моего единственного десятиминутного перерыва, а потом приходить домой и узнавать, что моя годовалая младшенькая сделала первые шаги, а я это пропустила!
Стирка поздним вечером, чтоб мне провалиться!
Стирка поздним вечером не является ответом ни на один из существующих на свете вопросов.
Но есть один ответ на все «большие» вопросы репортеров.
Я просто не хотела его озвучивать.
Потому что никто другой никогда его не озвучивал.
Я прочла много книг, написанных работающими женщинами и о работающих женщинах, и меня поражает тот факт, что, кажется, никто и никогда не желает говорить о помощи по дому. Я считаю, что это совсем не полезно для женщин, которым дома действительно никто не помогает.
Позвольте мне проиллюстрировать это в совершенно не относящейся к делу и странной истории, связанной с прическами.
Благослови Бог душу Уитни Хьюстон, но все четыре года учебы в старшей школе я каждое утро тратила по часу перед зеркалом, пытаясь заставить свои волосы выглядеть точь-в-точь так же, как на голове у Уитни. Многие часы моей жизни отданы горячему утюжку, флакону лака и обожженным кончикам пальцев. Для меня волосы Уитни были определением безупречности. В моей жизни – жизни девочки-подростка в очках с толстыми «бутылочными» стеклами, которая почти не разговаривала в школе и проводила все свое время, уткнувшись в книгу, – не было ничего безупречного. Я почему-то уверовала, что все станет лучше, если я просто сумею сделать себе прическу как у Уитни. Если бы мои волосы стали безупречными, жизнь последовала бы их примеру. Ведь у Уитни явно все получилось!
Однажды, лет через пять-шесть после окончания колледжа, я была в салоне красоты в Лос-Анджелесе. По какой-то причине во время обычной для таких салонов легкой болтовни речь зашла об Уитни. Я между делом призналась своей парикмахерше о том, как мне нравилась прическа Уитни, когда я училась в старших классах, а потом расписала в красках историю своего утреннего Уитни-ритуала. Я постаралась изящно обойти молчанием свою печальную упертость и сделать рассказ смешным. Ну да, ну да, укладываем рельсы, разводим костер. Так что парикмахерша все еще утирала выступившие от смеха слезы, когда сказала это:
– Девочка моя, – она покачала головой, – ты же знаешь, что это у нее был парик, правда? При желании ты могла бы такой купить. Погоди-ка, давай я принесу тебе каталог париков и покажу…
Больше я ни слова из ее речи не услышала. Я растерялась, думая обо всех тех зря потраченных часах и галлоне впустую израсходованного лака для волос. Я заново пережила то разочарование, ощущение неудачи и комплексы, которые наваливались на меня каждое утро, когда мои волосы не желали сделать то, чего я от них добивалась.
И если бы я только знала… если бы только мне сказали, что, как бы я ни старалась, мои волосы НИКОГДА не будут выглядеть так же…
Если бы я только знала, что даже волосы самой Уитни никогда не будут выглядеть так же…
Мне пришлось изо всех сил закусить губу, чтобы не разреветься прямо там, на глазах у двух незнакомых женщин.
Негритянские парикмахерские – это вам не шутки: мне предстояло просидеть напротив этих двух леди еще по крайней мере пять часов. Я не хотела, чтобы меня запомнили как дуру, которая рыдала, пока ей выпрямляли волосы.
Я не плакала. Но мне было больно. Это предательство резануло глубоко.
Хотя, должна признать, было и небольшое чувство облегчения.
Потому что теперь я знала: я не неудачница.
У меня просто не было парика.
Успешные, сильные работающие матери, которые помалкивают о том, как они заботятся о своих домах и семьях, которые ведут себя так, будто у них есть собственный клон или маховик времени, как у Гермионы Грейнджер, и они могут находиться в двух местах одновременно… В общем, они заставляют всех остальных вооружаться утюжками для волос.
Не делайте этого. Не заставляйте меня вооружаться утюжком без всякой на то причины.
Дженни Маккарти – моя семейная няня. И я с гордостью говорю об этом всем, кто спрашивает. Я с гордостью говорю, что больше не делаю все в одиночку.
Я не думаю, что сильные знаменитые женщины специально скрывают тот факт, что у них дома есть няни или какие-то иные помощники, потому что они, например, плохо относятся к другим людям. В смысле они не покатываются дома со смеху над тем, как все остальные в Америке пытаются подражать им и не могут, поскольку не знают, что секрет заключается в том, что НИКТО НЕ МОЖЕТ УСПЕВАТЬ ВСЁ! ХА-ХА!! Мы вас надули! ЛОШАРЫ!
Я даже думаю, что мой кумир, Уитни, не умышленно не говорила нам о том, что носит парик.
Сильные знаменитые женщины не говорят вслух, что у них есть помощники по дому, что у них есть няни, домработницы, повара, помощники, стилисты – в общем, все те люди, которые поддерживают вращение их мира, – они не говорят вслух, что у них дома есть люди, выполняющие свою работу, потому что им стыдно.
Или, возможно, точнее будет сказать, что этих женщин стыдят.
До рождения моей дочери Харпер, когда я еще только заполняла стопки документов на удочерение, улыбалась социальным работникам и квохтала над детскими одежками в магазинах, – тогда, когда завести ребенка было скорее одной из моих блестящих идей, чем еще чем-то, – одна работающая подруга спросила меня, начала ли я проводить собеседования.
– Собеседования – для чего? – помнится, не поняла я.
– Как для чего? Чтобы найти няню, няню для ребенка.
У нее тоже был новорожденный, меньше шести месяцев от роду. Я как сейчас вижу ее, когда она это сказала. Она наклонилась вперед, сидя на стуле, с более напряженным лицом, чем того заслуживала, как мне казалось, тема разговора. Словно пыталась сказать мне что-то очень важное. И, разумеется, так оно и было. Более чем.
Она зря тратила время.
Самых больших высот моя уверенность в себе достигает, когда речь идет о теме, в которой я ни шиша не смыслю. Так что, не имея под рукой ни одного собственного ребенка, я была невероятно уверена в себе как в матери.
Если бы только я могла дать себе по физиономии, просто протянуть руку назад во времени и отвесить себе смачную такую затрещину!..
Ибо то, что я сделала потом…
Видите ли, в то время это казалось мне мелочью. В свою защиту могу сказать, я тогда еще не была матерью. Я еще не знала. Я невиновна!
