Он конкурировал даже со своим отцом в семье и в бизнесе. Близкие родственники – единственные, кто получил мандат на его доверие, пишет Блэр со слов Ливайна. Трамп так подозрителен, что если кто-то пойдет против него – даже если это избранник сердца, – он тут же отдалится от этого человека и нанесет ответный удар. Доверие для него – временное обстоятельство, если речь не идет о членах семьи.
Наблюдения Ливайна за Трампом периода обучения в военной школе сводятся к описанию самовлюбленного человека, защищенного стенами «психического убежища», где он предавался фантазиям о своем всемогуществе. Добровольное уединение оставляло его наедине с грандиозными мечтами. В защитном пузыре, амортизированным подушками богатства и планов о великом коммерческом будущем, Дональд формировал свои представления о власти и превосходстве.
Единственным человеком в NYMA, способным проткнуть этот пузырь, был инструктор Тед Добиас, который рассказал Блэр, что Трамп «сразу же привлек мое внимание, потому что был довольно агрессивным, но хорошо обучаемым». По словам Добиаса, его заинтересовало, что Дональд «очень уверен в себе, но умел слушать». Добиас также признавал врожденные спортивные способности Трампа и помог ему достичь успехов в нескольких дисциплинах. Единственным темным пятном в спортивной карьере Трампа в NYMA был внезапный уход из футбольной команды в первый же год, что вызвало недовольство однокурсников. Согласно Карнишу и Фишеру, Трамп расстался с командой, «потому что ему не нравился главный тренер, и это чувство было взаимным». Ливайн предположил, что «тренер был груб с ним», и Трамп «воспринял это как личное оскорбление». В прочих ситуациях его конкурентный дух не встречал препятствий. Добиас говорил Д’Антонио, что «Трамп был первым во всем, включая очередь в столовую». Теперь уже будучи президентом Дональд Трамп отодвигает локтями других лидеров НАТО, чтобы занять центральное место на групповой фотографии.
Один бывший товарищ Дональда по комнате рассказал Блэр, что военная обстановка была его «самой любимой вещью» в NYMA. «Вовсе не пасующий перед строгой дисциплиной, Дональд радовался четким рамкам, которые позволяли ему сосредоточиться на том, как достичь вершины и добиться желаемого», – пишет Блэр. Это описание вряд ли удивит тех, кто наблюдал за его стремлением к победе в президентской кампании 2016 года. Но такая установка на победу не соответствует неосознанной цели человека с патологией Трампа; цели, которую можно определить одним словом: покой.
Без сомнения, Трамп вполне соответствовал «четким рамкам» NYMA, но это было не просто обуздание хаотической агрессивности. Цель заключалась в подавлении постоянного внутреннего беспокойства, страха перед распадом (фрагментацией) сознания. Вспышки агрессии помогали ослабить беспокойство, но ничего не могли поделать с его источником. Все нападки Трампа на других людей – как прошлые, так и нынешние – тесно связаны с обузданием тревоги и беспокойства. Промежуточная победа – это достижимая задача, но подсознательная цель – состояние покоя – остается недоступной. Прикованный к психологической беговой дорожке в стремлении к недостижимой цели, он лишь подпитывает свои страхи и тревоги, что приводит к постоянной эскалации напряженности, которую мы наблюдаем сейчас.
В защитном пузыре, амортизированным подушками богатства и планов о великом коммерческом будущем, Дональд формировал свои представления о власти и превосходстве.
Уход Дональда из футбольной команды означает, что на каком-то уровне он понимал: «психическое убежище», которое он создал для себя в структуре NYMA, было ущербным. Несмотря ни на что он ощущал растущую тревогу, и выбрал отступление. Даже при поверхностном взгляде на карьеру Трампа становится ясно, что решение внезапно отойти от дел характерно для него: количество завершенных проектов значительно уступает тем, от которых он отказался.
Теперь он облечен великой американской традицией президентства и знает простой выход. Когда его критикуют или он сталкивается с важными вопросами, требующими хорошего знания политики и не связанными напрямую с победой или поражением, – он с легкостью может отойти в сторону. Например, в преддверии своей встречи с Ким Чен Ыном, Трамп заявил, что, если ему что-то не понравится в процессе подготовки, он просто выйдет из переговоров.
Однако Дональд не мог отойти в сторону в NYMA; независимо от того, как он относился к господствующей обстановке сдержанной агрессии, он понимал, что должен винить (или благодарить) отца за ограничение своей свободы. Чтобы Дональд не забывал, кто отправил его туда, Фред регулярно посещал сына в NYMA. Эти визиты были недвусмысленным напоминанием о доминанте власти в отношениях между отцом и сыном. Как пишет Д’Антонио, Добиас «вспоминал, что отец Дональда весьма жестко обходился с парнем. В этом отношении он был настоящим немцем». В устах ветерана Второй мировой войны это определенно не было комплиментом, даже если Добиас не знал, что в послевоенные годы Фред Трамп активно пытался скрывать свои немецкие корни и даже объявлял о своем шведском происхождении, – ложь, которую попытался увековечить его сын.
Вероятно, Дональд возмущался своей ссылкой в NYMA. Он энергично принялся за изучение военного дела, но ни его энтузиазм, ни уважение не распространялись на армию и военную службу. Уклонение от призыва во время войны во Вьетнаме само по себе не означало презрительного отношения к армии. Однако, когда в разговоре с Говардом Стерном Трамп пошутил, что попытки избежать венерических заболеваний в 1990-е годы были «моим личным Вьетнамом», он проявил вопиющее неуважение к солдатам, погибшим или раненым на той войне. Собственнический тон, которым он обращается к офицерам – «моим полководцам», – такое же доказательство его презрения к вооруженным силам, как и нападки на семьи ветеранов войны. Если предполагалось, что учеба в военной школе внушит Трампу уважение к армии, выходящее за рамки симпатии к парадным мундирам, то из этого ничего не вышло. Такое пренебрежение человека к армейским принципам нужно, безусловно, учитывать, прежде чем назначать его главнокомандующим вооруженных сил США.
Еще одно свидетельство провала планов отца дисциплинировать Дональда обучением в NYMA проявляется в одной из откровенных реплик Трампа в разговоре с Д’Антонио. Размышляя о своем поведении до и после военного училища, Дональд Трамп признался, что эта попытка была безуспешной. «Не думаю, что люди сильно меняются, – сказал он. – Когда я смотрю на себя в первом классе и сейчас, то вижу, что фактически остался тем же человеком». Такое смелое заявление о неизменном характере от кандидата в президенты должно было стать поводом для глубокого исследования. Если человек считает, что он не изменился с тех пор, как швырялся камнями в малыша, запертого в детском манеже, это заставляет задуматься. Умышленно или неумышленно Трамп подает четкий сигнал: его «особая» агрессивность сопротивляется любым попыткам модификации. На это стоило бы обратить внимание его сторонникам, поддавшимся на выдумку о том, что кандидат Трамп станет другим человеком, когда сядет в президентское кресло. Они продолжают питать надежду на его скрытые источники здравого смысла и государственной зрелости, которые проявятся в условиях кризиса.
Если человек считает, что он не изменился с тех пор, как швырялся камнями в малыша, запертого в детском манеже, это заставляет задуматься.
