Одно время мы с Малькольмом прекрасно ладили друг с другом; мы добродушно болтали на вечеринках и иногда беседовали по телефону. Но постепенно я стал видеть в нем лицемера, благоволившего к тем, кто рекламировал его журнал, и с удивительной злопамятностью старавшегося наказать тех, кто этого не делал. Я также видел двойные стандарты в том, что он открыто вел гомосексуальный образ жизни – на что имел право, – но при этом рассчитывал, что средства массовой информации и его знаменитые друзья будут покрывать это. Без сомнения, Малькольм и семья Форбс ощущали мое прохладное отношение к ним. По этой причине, а также потому, что я никогда не размещал много рекламы в их журнале, они не принадлежали к большим почитателям Дональда Трампа. Оглядываясь назад, я понимаю, что было лишь вопросом времени, когда семья Форбс начнет использовать свой журнал против меня.
Здесь Трамп явно прибегает к психической проекции; «удивительная злопамятность», которую он приписывает Форбсу, характерна для него самого, как и желание воспользоваться публикацией против воображаемого противника. Также достойно внимания его критическое высказывание о том, как его «всегда изумляло, что люди уделяют так много внимания» журналу «Форбс», публикующему списки богатейших людей. Это попытка замаскировать свою зависть под презрение. Вероятно, наиболее примечательно его переключение с первого лица на третье в середине предложения, – подсознательная попытка защититься от предположения, что семья Форбс испытывает к нему личную неприязнь, а не просто отказывается рекламировать его в своем журнале. Для Трампа безопаснее быть нелюбимым за свои поступки, чем за личные качества, что отражает его глубинный страх перед неприятием и насмешками. Если он руководствуется желанием «поквитаться», то оно всегда обусловлено его потребностью быть ценимым и обожаемым.
Трамп вершит возмездие, потому что он хочет почувствовать себя лучше после нарциссической травмы. Но здесь есть и другая мотивация, еще более отдаленная от его осознанного понимания: стремление восстановить или исправить разорванную связь, породившую его жажду возмездия. Человек, который стремится к возмездию, неосознанно пытается поддерживать связь с первоначальным, неоднозначно воспринимаемым опекуном. В случае Трампа это его родители, изначальная мишень его попыток дать сдачи оппонентам. К примеру, это прослеживается в его легендарных баталиях с Рози О’Доннелл, которые приобретают новый смысл, если рассматривать их как напоминание о матери и глубокой привязанности к материнской груди, отвергаемой потому, что Рози была «объектом отрицания». После ее сердечного приступа в 2012 году Трамп написал в Twitter: «Рози, поправляйтесь скорее. Я начинаю скучать по вам!» Без сомнения, признание в скуке по объекту возмездия было искренним. Трамп получал удовольствие от обмена ударами с О’Доннелл, так как они подбадривали его и поддерживали его неосознанную потребность сохранять детскую связь с Мэри Трамп. Возмездие продлевает как травму, так и связующее звено – в данном случае, с матерью через Рози О’Доннелл, – и таким образом не может завершиться успешно.
Трамп прибегает к возмездию, чтобы поместить свою обиду в надлежащую перспективу и двигаться дальше. Судя по всему, он не способен забывать чужие обиды и прегрешения, не вырвав свой кусок мяса из обидчика.
Деструктивные мотивы стоят и за менее очевидным вариантом стремления добиться возмездия – привычкой Трампа винить других в собственных ошибках и провалах. Время от времени каждый из нас возлагает вину на других; это часть человеческой натуры. Но поведение Трампа носит постоянный характер и провоцируется любыми намеками на критику. Он рефлекторно возлагает вину на других будучи не в состоянии видеть различия между колкой, но безобидной критикой со стороны Национальной футбольной лиги и субботних вечерних новостей и серьезными выпадами в адрес Северной Кореи, Пуэрто-Рико или торговой политики Китая.
Чувство вины опять-таки уходит корнями в динамику отношений между матерью и младенцем. Когда мать разочаровывает ребенка и он реагирует чувством, которое впоследствии распознается и определяется как гнев, то он считает, что мать рассердилась на него. Не в силах придумать иное объяснение материнской необходимости прервать кормление или переодеться, кроме ее гнева, ребенок быстро проецирует свое раздражение на мать, якобы намеренно расстраивающую его.
Если связь между матерью и младенцем развивается по здоровому сценарию, досадные перерывы сопровождаются периодами, когда мать старается утешить ребенка и восстановить его доверие. Этот процесс «поломки и ремонта» повторяется многократно. Каждый раз, когда мать старается возместить ущерб, ребенок учится лучше переносить свое расстройство и распознавать свой гнев, не отворачиваясь от материнской ласки. Дети, которых не воспитывают методом «поломки и ремонта», часто вырастают эмоционально ущербными; они хуже переносят фрустрацию и в зрелом возрасте более склонны винить других в своих дурных чувствах.
Привычка Трампа обвинять других людей также происходит от динамики его отношений с отцом. Получая от Фреда-старшего негласное внушение, что он должен вырасти «королем» и «убийцей», Трамп усвоил: постоянная поддержка ощущения всемогущества – сколь угодно ошибочного – необходима для отцовского одобрения и помогает избежать критики и отчуждения. В результате Трамп достиг такого представления о своем величии, которому угрожает любое признание ошибки. На подсознательном уровне Дональд так и не освободился от влияния своего отца: он по-прежнему живет в страхе перед отцовским неодобрением, помня, что произошло с Фредом-младшим. Запертый в нарциссической модели, требующей отрицания любых слабостей, Трамп все время держит в уме критическое мнение отца, обвиняя других людей во всем, что идет не так, – от провала его деловых предприятий до проигрыша на прямых выборах 2016 года.
Из-за нарциссического отношения к себе Дональду Трампу особенно трудно признать и усвоить те стороны своей личности, которые он считает неприемлемыми, – слабость, зависимость и другие черты, не вписывающиеся в имидж всемогущества. Мы видим, как это отношение проецируется на людей или учреждения. Его обвинение жителей Пуэрто-Рико в зависимости от чужой помощи вызваны его собственной неспособностью признать свои слабости. Он проецирует их на пуэрториканцев, которым приписывает свою вину и позор, избегаемые с раннего детства.
Мэр Сан-Хуана только усугубила положение тем, что эмоционально обратилась к нему со слезной мольбой о поддержке. Она напугала Трампа своим искренним, уязвимым признанием, которое он сам не в состоянии выразить и подавляет в себе. Когда мэр упрекнула его в недостаточной отзывчивости, президент предсказуемо нанес ответный удар и обвинил ее в том, что она бросила свой народ на произвол судьбы. Разумеется, на самом деле это Трамп отказался от своих сограждан, хотя нет уверенности, что он считает пуэрториканцев гражданами США.
Когда Трамп наконец попытался продемонстрировать выполнение своих президентских обязанностей в разоренном ураганом Пуэрто-Рико, то его реакция – разбрасывание бумажных полотенец в толпе людей, которым приходилось отталкивать друг друга, чтобы поймать их, – поразила многих наблюдателей как невероятная пошлость. И неспроста: навязчивое желание перекладывать вину на других несовместимо с чувством сопереживания. Если человек одержим иллюзией всемогущества, умение понимать слабость и уязвимость, необходимое для сопереживания, угрожает хрупкому равновесию, поддерживающему эту иллюзию. Трамп не может признать свою возможную беспомощность на уровне, необходимом для искреннего сострадания. Вместо утешения он предлагает лишь презрение к тем, кто слабее его, – разбрасывать бумажные полотенца, вместо того чтобы восстанавливать разрушенную инфраструктуру Пуэрто-Рико.
