Даже если эти различия не возводятся в абсолют, расист подсознательно требует создания и сохранения образа «чужого» для отвергнутых элементов своей личности. Ему нужно, чтобы эти проективные механизмы действовали постоянно, как напоминание о том, кем он не является. Проекция также лишает человека возможности распознавать нежелательные внутренние элементы своей личности и обдумывать их. Вместо того чтобы заглянуть внутрь себя, он фокусирует свои проекции на окружающих и представляет, как они изобретают новые хитроумные способы нападения на него, что лишь увеличивает ослабляющее разум воздействие проекции.
Успешная проекция оставляет у расиста уверенность в своей справедливости. Его ненависть к себе превращается в ненависть к внешнему объекту. Он может открыто выражать презрение, не испытывая вины, а также переносить свои болезненные нарциссические травмы на людей с иным цветом кожи или другой национальности. Проекция помогает ему справиться с беспокойством, распространяя на других то, что когда-то ощущалось как внутренние угрозы: неприемлемые черты характера или эмоции, включая смертоносные и преступные намерения, извращения, страх перед стыдом, беспомощностью или импотенцией. Типичная реакция расиста – необоснованные обвинения или страх перед воображаемой угрозой. К примеру, лжец называет лжецами других людей или агрессивный человек вдруг начинает видеть в других опасность для себя. Страх перед родителями может переноситься на властные фигуры, такие как члены правительства или офицеры полиции.
У все есть внутренние «крючки», на которые можно повесить неосознанно отвергаемые части личности, требующие психической проекции: зависть, зависимость, нарциссические травмы, страх перед кастрацией и даже ненависть. Например, мы часто встречаем белых людей, считающихся, что «цветные» должны заниматься черной работой. Когда журналистка афроамериканского происхождения Эйприл Райан спросила президента Трампа на пресс-конференции в феврале 2017 года, когда он сможет встретиться с фракцией чернокожих депутатов Конгресса, он предложил ей организовать эту встречу. Этот обмен фразами продемонстрировал откровенный сексизм и расизм Трампа. Он не только предположил, что члены темнокожей фракции в Конгрессе были «ее друзьями» (обезличенное и упрощенное представление о «чужаках», лежащее в основе расизма), но и возложил на журналистку черновую работу, показывая, что считает встречу с чернокожими лидерами Конгресса ниже своего достоинства. Сексизм, заключенный в его предложении, тоже вполне ощутим. На глубинном уровне Трамп, вероятно, проецировал свои детские «черновые» роли по сбору того, что оставалось на стройплощадках после его отца. Для Трампа, к тому времени менее месяца пробывшего в должности президента, вежливое внимание к афроамериканцам явно было неприемлемым аспектом его президентского имиджа.
Конечно же, расизм занимал центральное место в той речи, с которой он начал свою президентскую кампанию. Сюда же относились и его обещания сделать Америку свободной от испаноязычных иммигрантов с оливковым цветом кожи. Играя на страхах своих последователей, он обещал построить на границе с Мексикой стену – железобетонный символ стремления держать этническое разнообразие подальше от своих мыслей, а заодно от США. В понимании Трампа латиноамериканцы должны быть отделены от остальных, чтобы защитить его от внутреннего конфликта, опасного для его самоуважения. Расщепленный взгляд на мир гарантирует, что ему не придется думать о сложностях, и он получит свободу действий в управлении своими страхами и тревогами. Свобода для незнакомых идей чрезвычайно опасна для него. Обещание построить стену на границе с Мексикой на самом деле представляет собой внешнюю проекцию мощного внутреннего конфликта: держать своего отца на периферии и блокировать любые потенциальные угрозы, которые могут прийти изнутри.
Расизм, и его близкая родственница ксенофобия, по своей сути движимы страхом перед «внутренним чужаком» – незнакомцем, который прячется внутри каждого из нас.
Расщепленное, дезинтегрированное мировоззрение Трампа помогает ему сохранять упрощенную перспективу, психологически необходимую для расистского образа мыслей. Еще одним орудием упрощения служит способность мозга приравнивать одну часть к целому. Расисты способны видеть лишь одну сторону личности человека, которого они боятся или недолюбливают, вместо того чтобы рассматривать «чужого» как цельную личность или как члена группы, состоящей из сложных людей. Расизм, наряду с ксенофобией, сексизмом, гомофобией и другими предрассудками, определяет личности по ее единственному атрибуту. Сходный тип мышления диктует нападки на Хиллари Клинтон вроде «ее нужно держать взаперти»: небрежность с электронной почтой стала поводом для ее оппонентов демонизировать и обезличивать политика, выдавая этот просчет за доминирующее свойство характера.
Расизм Трампа прослеживается в его садистском использовании пренебрежительных прозвищ, пусть даже не расистских, поскольку они раскрывают его удовольствие от унижения человека при высмеивании одной его характерной черты. Он назвал Джеба Буша «человеком упадка» и создал ярлыки вроде «мексиканских насильников» или «ленивых чернокожих». Его способность к обобщениям – идет ли речь об одном человеке или целой группе – напоминает нам о способности подменять целое одной незначительной частью, необходимой для расизма. Даже я как психоаналитик стараюсь не ставить диагноз моим пациентам (хотя формуляры медицинской страховки требуют этого), поскольку использование ярлыков ограничивает поле моей клинической деятельности и уменьшает способность индивидуального подхода к каждому человеку.
Когда расист подобным образом упрощает свое мышление, это приводит к предсказуемым последствиям. Расист противится информации, которая не вписывается в его ограниченный набор убеждений и предпосылок; любой вызов им воспринимается как угроза. Таким образом, человеческой сущностью иммигранта, чья семья разделена по закону о контроле над иммиграцией и таможенными правилами (ICE), можно пренебречь, чтобы расист не чувствовал себя причастным к семейной трагедии. Со временем определение целых групп населения как «чужаков», приравненных к их единственной уничижительной характеристике, ограничивает способность расиста думать, сочувствовать или бороться с беспокойством; со всеми этими вызовами Трамп безуспешно сталкивается в ходе своего президентства.
Для расиста собственное выживание зависит от уничтожения ощущения человеческой общности. С психоаналитической точки зрения совершенно ясно, что чем больше мы занимаемся психическими проекциями и держимся за наши убеждения, тем меньше места остается для мыслей. В этом смысле расизм представляет собой общественную разновидность свойственного человеку желания ни о чем не задумываться. Мы видим, как Дональд Трамп проецирует свои отвергнутые чувства вместо попытки распознать и изучить их, поскольку это создает риск для его уверенности в себе.
Но неизученные чувства противятся изгнанию, поэтому расист остается наедине с эмоцией, лежащей в основе расизма, – с ненавистью. Трудно распознать собственную ненависть, а тем более примириться с ней; гораздо проще видеть ее в других, особенно в людях иной национальности. Но ненависть очень могущественна и реальна. Любому, кто задается вопросом, не она ли стоит за расистскими утверждениями Трампа, достаточно послушать его выступления перед аудиторией. К примеру, зрелище Трампа, настаивающего, что владельцы футбольных команд должны сжигать заживо преклоняющих колено игроков NFL, – это взрослая версия мальчика, швыряющего камни в детский манеж соседского младенца. Ненависть нужно называть по имени, потому что она убивает надежду на понимание, дискуссию или самоанализ.
