Долгий путь архива Ницше в стан нацистов начался в межвоенный период Веймарской республики (1918–1933 годы), когда Германия бурлила негодованием из-за унизительного поражения в Первой мировой войне, переживая ужасающую Великую депрессию, страдая от гиперинфляции и шестимиллионной безработицы. В эти же годы начался рост коммунистических и национал-социалистических экстремистских политических течений.
В годы Веймарской республики архив оказался в центре политики, поскольку Элизабет активно привечала национал-социалистов, чей агрессивный национализм и антисемитизм был ей близок. Руководителем архива стал Макс Элер. Элер был кадровым офицером, который вернулся с Первой мировой войны, тяжело переживая поражение Германии, и вступил в Национал-социалистическую партию. Позицию руководителя архива он занимал до самого падения Гитлера.
Стараниями Элизабет и Элера архив заполонили национал-социалисты, которые были готовы переписать идеологию своей партии от имени Ницше. Вилла Зильберблик превратилась в гнездо ядовитых тарантулов, появление которых Ницше предвидел. Предостерегая от этого, он писал в «Так говорил Заратустра»:
«Друзья мои, я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с ними. Есть такие, что проповедуют мое учение о жизни – и в то же время они… тарантулы. “По-нашему, справедливость будет именно в том, чтобы мир был полон грозами нашего мщения” – так говорят они между собою… На вдохновенных похожи они; но не сердце вдохновляет их – а месть. И если они становятся утонченными и холодными, это не ум, а зависть делает их утонченными и холодными. Их зависть приводит их даже на путь мыслителей; и в том отличительная черта их зависти… В каждой жалобе их звучит мщение, в каждой похвале их есть желание причинить страдание; и быть судьями кажется им блаженством. Но я советую вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком сильно стремление наказывать! Это – народ плохого сорта и происхождения; на их лицах виден палач и ищейка» [37].
Тарантулы, все как один занимавшие высокие посты, были назначены редакторами или членами комитета архива. Среди них был Карл Август Эмге, профессор философии права в Йенском университете, будущий нацистский министр Тюрингского правительства, чья подпись стояла под декларацией трех сотен университетских профессоров, поддержавших Гитлера в марте 1933 года. Другим редактором был философ Освальд Шпенглер, исказивший идеи Ницше пагубным взглядом сквозь призму социал-дарвинизма: теория Дарвина об эволюционном отборе и выживании наиболее приспособленных выродилась в утверждение о превосходстве немецкой расы, оправдание евгеники и, наконец, «окончательное решение еврейского вопроса». Понятия «сверхчеловек» и «мораль господ» стали для Шпенглера настоящими подарками. Гарри Кесслер закипал от ярости при мысли, что такая посредственность стала членом архива, равно как и от бесконечно извергаемого Шпенглером потока пошлостей и трюизмов.
Альфред Боймлер, профессор философии Дрезденского и Берлинского университетов, занимался подготовкой к новому изданию текстов Ницше, включая очередную редакцию «Воли к власти», которая выглядела так, будто текст был написан самим философом. Боймлер возглавлял отдел точных и гуманитарных наук в департаменте идеологического надзора за образованием под началом Альфреда Розенберга [38], который издавал школьные учебники, содержавшие теории о расовой чистоте и чистоте крови. Существует мнение, что имя Ницше оказалось запятнанным связью с Гитлером в наибольшей степени стараниями Боймлера [39].
Именно Боймлер осуществлял надзор за печально известным сожжением книг в Берлине. За несколько дней до этого философ Мартин Хайдеггер вступил в нацистскую партию на публичной церемонии, где было полным-полно свастик. С трибуны он поддержал нацификацию университетов и призвал продолжать книгосожжение по всей стране [40]. Хайдеггер, как и Боймлер, стал редактором архива. Они вместе пришли к мнению, что ранее опубликованные работы Ницше можно не принимать во внимание, потому что его настоящая философия якобы содержится только в Nachlass – литературном наследии, которое Элизабет уже успела переделать по своему усмотрению. Возвышение Nachlass до статуса Священного Писания стало сигналом к тому, чтобы философы и редакторы архива начали вырезать и вставлять отдельные фрагменты в поддержку собственных идей.
Гарри Кесслер в смятении наблюдал за ними: «В архиве любой, начиная со швейцара и до руководителя, – нацист. От этого хочется рыдать… через открытую дверь можно разглядеть диван, на котором я последний раз видел Ницше сидящим, словно недужный орел… Таинственная, непостижимая Германия» [41].
Кесслер был вынужден отправиться в изгнание, покинув свою любимую Германию и своего любимого философа, чей жизнеутверждающий дионисийский танец жизни был превращен новыми правителями Германии в пляску смерти.
Гитлер увиделся с Элизабет еще раз – он нанес визит в архив 2 ноября 1933 года. Уже будучи канцлером Германии, он прибыл с полным эскортом, сжимая в руках свой неизменный хлыст. Он пробыл в архиве полтора часа. Вышел он без хлыста. Вместо него он сжимал в руках прогулочную трость Ницше, преподнесенную Элизабет [42]. Кроме того, она подарила ему копию антиеврейской петиции 1880 года, которую Бернхард Фёрстер подавал Бисмарку. Гитлер отправил в Парагвай посылку с родной немецкой землей, которую следовало развеять над могилой Фёрстера.
Гитлеру нравилось мнить себя вождем-философом. Он любил упоминать в разговоре великие имена. Однако сложно найти доказательства того, что он действительно изучал философию Ницше. Широко распространено мнение, что он этого не делал.
Среди уцелевших книг, которые составляли его библиотеку во время заключения в 1924 году, когда он написал «Майн кампф», не обнаружено каких-либо работ Ницше [43]. Возможно, те не сохранились, хотя и были в библиотеке, но даже позднее собрание книг Гитлера не содержало ни одного экземпляра, по которому было бы заметно, что его неоднократно читали. Печально известный фильм 1934 года о Нюрнбергском съезде НСДАП был назван демонстративно по-ницшеански «Триумфом воли», но, когда режиссер Лени Рифеншталь спросила Гитлера, нравится ли ему читать Ницше, тот ответил: «Нет, я его как-то не очень… Это не мой путь» [44].
Сложные идеи Ницше казались Гитлеру бесполезными, но простые лозунги и понятия вроде сверхчеловека, «воли к власти», «морали господ», «белокурой бестии» и «по ту сторону добра и зла» можно было использовать по своему усмотрению. Пианист Гитлера Эрнст Ганфштенгль, который как минимум однажды сопровождал его в архив, беспощадно, но метко описывал своего фюрера как бармена, который брал все, что годилось для смешивания отравленного коктейля геноцида [45]. Ницше был далеко не единственным философом, с которым обошлись подобным образом. Гитлер выдирал цитаты в поддержку антисемитизма, национализма и превосходства немецкой расы из Канта и других философов. Как отмечал Ганфштенгль, «как Робеспьер нашинковал гильотиной учение Жан-Жака Руссо, так и Гитлер с гестапо применили схожий трюк политического упрощения к противоречивым теориям Ницше» [46].
Но даже в то время, когда архив был полон пропагандистов и словоблудов, узурпировавших слова и смысл работ Ницше, и среди нацистов встречались те, кто понимал всю абсурдность продвижения партией его идей. Эрнст Крик, выдающийся идеолог партии, саркастически отмечал, что из Ницше вполне мог бы получиться ведущий идеолог национал-социализма, если бы тот был социалистом, националистом или хотя бы сторонником расовой чистоты [47].
