Вагнеру идея не понравилась. Он настаивал на том, что присутствие Ницше в Байрёйте летом будет неоценимым. Король Людвиг наконец-то понял, что не может больше выносить мысли о том, что не увидит «Кольца» в тончайшей постановке самого маэстро, и довел сумму ссуды до сотни тысяч талеров. У Ницше в связи с этим должно было появиться много дел.
Как Вальхалла Вотана, оперный театр строился камень за камнем. На лето было назначено прослушивание певцов и музыкантов, подготовка декораций и театральных машин: валькирии должны летать, девы Рейна – плавать, а дракон – изрыгать огонь и при этом не спалить весь театр.
Как Вагнер мог быть таким бесчувственным и не понимать, что деликатное здоровье Ницше может не выдержать такое насыщенное лето? Как это вообще пришло ему в голову? Кроме того, профессору не нравились разговоры о браке – с этого конька редко слезала и его мать.
7. Идеетрясение
Совершенно поразительно, как в этом человеке уживаются две души. С одной стороны – строжайшие методы хорошо выученного научного анализа… С другой – фантастически-рапсодический, ослепительный, ударяющийся в вагнеро-шопенгауэровское, художественно-мистически-религиозное направление подлинный энтузиазм.
Профессор Фридрих Ричль о Ницше в беседе с Вильгельмом Фишером-Бильфингером, председателем управляющего совета Базельского университета, 2 февраля 1873 года
Ницше уже приближался к тридцатилетию, а оставил пока только несколько мало кому интересных книг и меркнущую славу филолога-вундеркинда. По сравнению с Иисусом Христом, который в тридцать лет приступил к трехлетней проповеди, потрясшей мир, достижения были весьма скромными. Отец Ницше умер в тридцать пять, и сам Фридрих всегда думал, что тоже умрет в этом возрасте, но теперь уже закрадывались сомнения в том, что он протянет так долго. Смерть стучалась в двери крепости; механизм давал сбои. Проблемы со здоровьем сменялись «оздоровительными мерами». То и другое часто вызывало ужасные конвульсии и харканье кровью. Несколько раз он подозревал, что его последний час настал. Порой он прямо-таки молил о смерти. Медицинская теория того времени, как и теория религии, колебалась между взглядом на врачей как на ведунов и научным подходом. Лучшие врачи, осматривавшие Ницше, диагностировали у него хронический катар желудка, усугубленный чрезмерным количеством крови в организме, которая вызывала растяжение желудка и перенасыщение кровью сосудов, что приводило к недостаточному снабжению кровью головы. К пиявкам, банкам и шпанским мушкам добавились новомодные методы лечения – карлсбадская соль, электротерапия, гидротерапия, огромные дозы хинина и новое чудодейственное средство – «раствор Гелленштейна». Но ничто не помогало, и Ницше это понимал.
По его словам, он стал одним из тех бледных и слабонервных людей со всего мира, странствующих от одного курорта к другому. Он жадно читал литературу по медицине и физиологии, и все же, хотя он пробовал все чудодейственные лекарства и ни одно ему не помогало, тут ему изменяла аналитическая научная строгость. В этой области он был так же доверчив, как следящий за гороскопами читатель газет. Но в глубине души он знал: «Такие люди, как мы… никогда не страдают лишь физически – все это тесно переплетено с духовными кризисами, так что я понятия не имею, как медицина и кулинария могут мне помочь» [1].
Возможно, самый серьезный удар по его здоровью был нанесен самым почтенным в то время специалистом по желудочным болезням доктором Йозефом Вилем, клинику которого в Штейнабаде Ницше посетил летом 1875 года. Помимо традиционных клизм и пиявок, ему было предписано новшество – «чудодейственная» диета Виля: мясо – и только мясо! – четыре раза в день. Виль даже дал ему уроки кулинарии, чтобы Ницше мог соблюдать эту диету и после выхода из клиники.
Вернувшись в Базель, чтобы продолжить работу, он вызвал к себе Элизабет. Каждый раз, когда она уезжала от матери, Франциска осыпала обоих детей горькими жалобами, внушая им чувство вины за недостаточное почтение. Ницше впоследствии введет термин Kettenkrankheit (буквально «болезнь цепи») – состояние, когда мать или сестра дергали за цепь его семейных уз.
Франциска ревновала к тому, что Элизабет удается уехать из скучного Наумбурга к брату и влиться в круг его друзей. Однако состояние его здоровья было так плачевно, что пришлось разрешить Элизабет приглядывать за ним в течение четырех месяцев в 1870 году, шести месяцев в 1871 году, по нескольку месяцев в 1872 и 1873 годах и все лето 1874 года. Наконец, в августе 1875 года брат и сестра обосновались вместе в квартире на Шпаленторвег, 48, буквально через дорогу от «Ядовитой хижины», где в пределах досягаемости оставались Ромундт и Овербек.
В трудах о Ницше часто встречаются, например, такие фразы: «Брат и сестра были связаны слишком тесно», «Они слишком любили друг друга». Подобные высказывания объясняются тем, что сенсационные литературные мистификации так просто не умирают.
В 2000 году, через полвека после первой публикации в 1951 году и ровно через век после смерти Ницше, книга «Моя сестра и я» (My Sister and I), якобы написанная Ницше, все еще продолжала переиздаваться. «Мальчик, который вырос в доме, полном женщин и лишенном мужчин, – утверждает рекламная аннотация. – Странные отношения Ницше с сестрой, скрывавшиеся полвека и наконец-то признанные самим философом. История знаменитого брата и чрезмерно амбициозной младшей сестры, которые любили друг друга физически в детстве и продолжали во взрослом возрасте, не интересуясь другими женщинами и мужчинами. Достаточно прочитать лишь несколько страниц этой захватывающей книги, чтобы понять, почему она замалчивалась все эти годы. Простым и леденяще серьезным тоном величайший философ XIX века рассказывает, как он со временем попал в чрезвычайно опасную любовную ловушку, которая привела к тому, что сам он так и не женился, а единственный муж его сестры покончил с собой. Книга “Моя сестра и я” написана в психиатрической лечебнице в Йене. Безусловно, она стала продуманной местью семье, которая запретила ему издать более раннюю и гораздо более скромную исповедь – “Ecce Homo”, которая была издана лишь через десять лет после его смерти. Книге “Моя сестра и я” пришлось ждать более полувека: ее нельзя было обнародовать, пока не скончались все действующие лица великой драмы».
Это повествование гадко с самого начала, когда описывается, как Элизабет забирается в кровать брата и он впервые «овладевает ее маленькими пухлыми пальчиками» в ночь смерти их младшего брата Йозефа. Поскольку в описываемое время Элизабет было два года, а Ницше – четыре, логику и разум автор отбрасывает сразу же. Однако здравый смысл нередко вынужден был отступать перед погоней за сенсациями и скандалами. Выдающийся ученый Вальтер Кауфманн с большим искусством провел филологический анализ текста, но прошло несколько лет, прежде чем фальсификация была разоблачена. Ее автором оказался предприимчивый мошенник и закоренелый преступник Самуэль Рот [2], который анонимно или под псевдонимом выпустил такие труды, как «Мужья леди Чаттерлей» (Lady Chatterley’s Husbands, 1931), «Частная жизнь Фрэнка Харриса» (The Private Life of Frank Harris, 1947), «Бумарап: история девственника» (Bumarap: the Story of a Male Virgin, 1947), «Я был врачом Гитлера» (I Was Hitler’s Doctor, 1951) и «Детские отклонения Мэрилин Монро» (The Violations of the Child Marilyn Monroe, 1962), написанные от имени «ее друга-психиатра».
