«Вообразите себе остров греческого архипелага с прихотливо разбросанными по нему лесами и горами, который по воле случая причалил однажды к материку и уже не может вернуться назад. Слева от меня открывается Генуэзский залив с маяком. В нем есть что-то греческое, несомненно; с другой стороны, нечто пиратское, внезапное, скрытое, опасное… Никогда я еще не проводил столько времени просто лежа на земле, в настоящей робинзоновской оторванности и забвении» [3]. Постоялый двор был чистым, но кухня – ужасной. Ему так и не подали ни куска приличного мяса.
Он пробыл в Рапалло два месяца, и тут мать прислала ему рождественское письмо. Оно было настолько обильно приправлено рассуждениями о прелестях Наумбурга, что он набрался смелости и ответил, что все следующие письма будет возвращать нераспечатанными. Пора избавиться от цепей. Да и Элизабет это тоже касалось. Он написал друзьям, чтобы те не открывали его новый адрес его родственницам. «Я не могу уже их больше выносить. Надо было порвать с ними раньше!»
В Рождество он остался один. Возможно, его воодушевил день символического рождения и перерождения, и он написал свое первое письмо в будущее. Оно было адресовано Овербеку. «Мое недоверие сейчас очень велико, – признавался он. – Если мне не удастся алхимический фокус, как превратить все это дерьмо в золото, я пропал. Тут-то мне и предоставился самый удобный случай доказать, что для меня “все переживания полезны, все дни святы и все люди божественны”!!!!» [4]
Этот алхимический фокус мог осуществить только одинокий аргонавт, готовый разбиться о вечность. В «Ecce Homo» Ницше писал: «У одиночества семь шкур; ничто не проникает сквозь них…» [5] В результате появилась книга «Так говорил Заратустра» – экстатическая, поэтическая, пророческая духовная одиссея по миру современной морали. Подобно путешествиям Гулливера, Синдбада или Одиссея, это развернутая притча, стремящаяся рассмотреть проблемы своего времени. Древнеперсидский пророк Заратустра сходит с горы после осознания смерти Бога, чтобы указать: если человечество может восстать, то мораль может существовать и в мире после Бога, если найдутся честность, последовательность и храбрость, чтобы отскрести стены пещеры, на которых все еще видны следы надписей о вере в сверхъестественное.
«Так говорил Заратустра» – не первое появление персидского пророка в произведениях Ницше. Предыдущая его книга, «Веселая наука», заканчивалась длинным афористичным абзацем под названием Incipit tragoedia («Начинается трагедия») [6], где, в частности, фигурирует персонаж Заратустра, до того в книге вообще не упомянутый. «Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро Урми и пошел в горы», – начинался последний раздел «Веселой науки». Что еще за озеро Урми? О каких горах речь? Кто такой Заратустра? «Здесь, – продолжается повествование, – наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим. Но наконец изменилось сердце его – и однажды утром поднялся он с зарею, встал перед солнцем и так говорил к нему: “Ты, великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь! Десять лет восходило ты сюда к моей пещере: ты пресытилось бы своим светом и этой дорогою, если б не было меня, моего орла и моей змеи; но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя преизбыток твой и благословляли тебя за это. Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне; я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные – богатству своему. Для этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый вечер, окунаясь в море и неся свет свой на другую сторону мира, ты, богатейшее светило! – я должен, подобно тебе, закатиться, как называют это люди, к которым хочу я спуститься”».
Этот «спуск» относится к собственному «спуску» Ницше во время написания «Веселой науки», когда он с радостью сошел с высот одиночества, чтобы поделиться своими многочисленными идеями с Лу, через которую его «мед» (то есть мудрость) и должен был распространяться. Когда он писал эти строки, то думал еще, что обрел свою первую ученицу.
Абзац завершался так: «“Так благослови же меня, ты, спокойное око, без зависти взирающее даже на чрезмерно большое счастье! Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы золотистая влага текла из нее и несла всюду отблеск твоей отрады! Взгляни! Эта чаша хочет опять стать пустою, и Заратустра хочет опять стать человеком”. – Так начался закат Заратустры».
На этом заканчивалась «Веселая наука» в издании 1882 года.
В современном виде книга включает в себя правки 1887 года – новое предисловие, пятый раздел, в котором содержится еще 39 афоризмов, и довольно много стихотворений. Но когда в 1883 году он писал первую часть «Так говорил Заратустра», книга начиналась ровно на том месте, где заканчивалась вышедшая годом ранее «Веселая наука». Между этими двумя книгами он потерял Лу, а в ее лице – избранную ученицу. За неимением лучшего, ее роль посредника в передаче его посмертного наследия пришлось отдать Заратустре. Ницше часто называет Заратустру своим сыном (но не в этой книге).
Почему Ницше выбрал Заратустру? Персидский пророк Заратустра, иногда именуемый также Зороастром, вероятно, жил где-то между XII и VI веками до Рождества Христова. Священный текст Заратустры «Авеста» [7] объясняет, что боги, которым поклонялись древние персы, были злыми. Тем самым Заратустра нашел ключ к проблеме зла, которая не получила разрешения в иудаизме, христианстве и исламе, где всемогущие боги были также и выразителями абсолютного добра. В зороастризме существует бог света и блага – Ахурамазда, или Ормузд. Он находится в постоянном конфликте с богом тьмы и зла – Ангра-Майнью, или Ариманом, и его дэвами. В конце времен Ахурамазда одержит окончательную победу, но до тех пор он не контролирует события в мире. Тем самым зороастризм, в отличие от трех великих авраамических религий, избегает парадокса существования всемогущего Бога, который несет ответ за то, что многим людям кажется ненужным злом [8]. Десять лет одиночества Заратустры в горах в возрасте с тридцати до сорока лет, возможно, соответствуют послебазельскому периоду свободного мышления Ницше, проведенному преимущественно в Альпах. Заратустре сорок лет, как и его автору Ницше, когда он спускается, чтобы быть «среди людей». Он приносит с собой огонь, подобно Прометею, который дал людям огонь, преобразовав культуры и цивилизации, и Святому Духу, который ниспослал языки пламени в Пятидесятницу. Огонь дает избранным (просветленным) дар «говорить языками», то есть общепонятными словами. Это синоним мудрости и откровения. Огонь Заратустры обладает особой возможностью придавать значение бессмысленности жизни после смерти Бога. Уста пророка (благодаря Ницше) впервые заговорят о нигилизме, отчаянии и снижении морали, которые достигли критической отметки в условиях материализма XIX века.
Все боги мертвы, утверждает Заратустра. Теперь нам нужен сверхчеловек. Я учу вас о сверхчеловеке. «Человек есть нечто, что должно превзойти» [9].
Что есть человек? Помесь растения и призрака. Что есть сверхчеловек? Смысл земли, который остается верным земле. Он не верит тем, кто сулит надежду за земными пределами: все они презирают жизнь и умирают, отравленные собственным ядом.
