Не менее пессимистично взирали на простонародье и астрологи. Дорофей Сидонский рисует детальный словесный портрет типичного вора: «густыми волосами поросли руки его», «толстощекий, узколобый» (Carmen Astrologicum, V.XXXV.103, 136). Понятно, конечно, что этот стереотипный образ злодея возрос на почве всеобщей веры в то, что и облик и поведение людей предопределены расположением звезд на небе, проистекающей, вероятно, от какого-то издревле присущего людям гена детерминизма. Не менее фаталистически смотрит на вещи и древнегреческий историк Фукидид (V век до н. э.): «По своей натуре все люди склонны совершать недозволенные проступки как в частной, так и в общественной жизни, и никакой закон не удержит их от этого». Государства перепробовали всевозможные карательные меры, пишет историк, даже смертную казнь. Однако и от этой меры преступления не уменьшились (История, III.45)
[23].
Пусть так, но, с другой стороны, были ведь и особо опасные серийные преступники, успевавшие совершить на порядок больше злодеяний, чем все прочие; были и такие, кто по юношеской горячности, считавшейся явлением естественным и в чем-то даже простительным, успевал в молодые годы отметиться разбоями и насилием, а с возрастом остепенялся и как бы сам собой исправлялся.
Что касается воровства, то оно практически всегда проистекало от бедности. В «Золотом осле» один из разбойников так прямо, без обиняков, и объясняет жертве: «нищета принуждает нас к такому занятию» (IV.23). Издревле подмечено, что бедность и нужда пробуждают в людях беззастенчивую и безрассудную удаль, предположительно по той простой причине, что сама безвыходность сложившейся жизненной ситуации толкает их на отчаянные преступления, а любой риск кажется оправданным посулом наживы. Элементарное чувство голода также признавалось возможным мотивом. Теоретик сельского хозяйства Колумелла (I век) описывает всяческие способы воровства, практикуемые вечно голодными рабами, которые сеяли зерна гораздо меньше, чем в том отчитывались, а на самом деле крали (О сельском хозяйстве, I.7.1–3). И Сенека сетует, что состоятельным людям приходится «присматривать за алчнейшей бандой» рабов и дворни («О безмятежности духа», VIII.8)
[24].
Итак, мелкими кражами рабы пополняли свой скудный рацион, а делами покрупнее зарабатывали деньги, из которых могли что-то откладывать еще и на будущий выкуп себя из рабства. Мы видели, что разграбление потерпевших крушение кораблей служило хорошим подспорьем для обитателей прибрежных поселений, хоть и преследовалось по закону, не признававшему в качестве оправдания хронический голод среди простонародья. В отдельную категорию закон выделял различные виды домашних краж: рабы воруют у господ; вольноотпущенники — у патронов; наемные работники — у своих нанимателей. При этом мелкие домашние кражи законников не интересовали, а потому в той же статье особо оговаривалось, что подобные случаи не должны быть предметом исков (Дигесты, XLVIII.XIX.11.1). Плохое домашнее воспитание и слабохарактерность отцов, которая удостаивалась особого порицания, — всё это отмечалось среди причин моральной ущербности будущих преступников. Алчность также считалась негативным качеством, хоть и приписывалась только богачам: часто приводились примеры подделывания или переписывания завещаний.
Закон четко разграничивал предумышленные, спонтанные и непреднамеренные действия, такие как пьяная драка, и преднамеренно спланированные, такие как ограбление (Дигесты, XLVIII.XIX.11.2). «Безумные» и «малолетние»
[25] освобождались от ответственности (Дигесты, IX.II.5.2). В народе также бытовало объяснение безрассудных преступлений «одержимостью демонами»: считалось, что безумцы себя не контролируют, а действуют по воле злых сверхъестественных сил.
НАКАЗАНИЯ ЗА ВОРОВСТВО
К чему могли приговорить уличенного в воровстве? В раннем римском своде законов, известном под названием «Законы двенадцати таблиц», с ворами предлагалось обходиться по-разному в зависимости от того, застигнуты ли они на месте преступления, от времени суток и от их социального положения. Пойманных с поличным невооруженных воров из числа свободных людей предписывалось подвергать телесному наказанию и выдавать тому, у кого совершена кража (то есть обращать в рабство). Рабов, как вооруженных, так и безоружных, сначала пороли кнутом, а затем сбрасывали с Тарпейской скалы, возвышавшейся над форумом. Потерпевшему дозволялось убивать на месте любого вора, пойманного в ночное время, а вот в дневное время безнаказанно сойти с рук могло лишь убийство вора, оказывающего вооруженное сопротивление, и то лишь при условии, что попытки криками созвать людей на помощь успехом не увенчались. Причем в ранних версиях в явном виде не прописывалось, до кого должна была докричаться жертва — то ли до вора, предлагая ему сложить оружие и сдаться, то ли до соседей (в любом случае возможностей для произвольной трактовки даже убийства под предлогом защиты имущества эта статья оставляет предостаточно). Показательно и то, что дела о краже рассматривались не в судебном, а в административном порядке, и наказание вору назначалось по усмотрению претора.
Ко времени поздней республики и ранней империи воров из числа свободных людей телесным наказаниям подвергать перестали, ограничиваясь взысканием с них по суду компенсации ущерба — как правило, в четырехкратном размере. Плюс к тому осужденные за воровство свободные граждане ограничивались в некоторых правах. В частности, они утрачивали право представать перед судом в качестве свидетелей, а также иммунитет от телесных наказаний в случае совершения последующих преступлений, то есть, по сути, уравнивались в этом отношении с рабами.
Во все времена рабам полагались жестокие наказания за кражу. Рабы практически не имели никаких прав и, как мы уже видели, представая перед судом даже в качестве свидетелей, подвергались пыткам, которые призваны были служить гарантией правдивости данных ими показаний. Ведь в рабах видели, выражаясь словами из одного источника, всего лишь «инвентарь <…> обладающий членораздельной речью» (Баррон, Сельское хозяйство, 1.17)
[26]. Осужденных за кражу рабов могли высечь или распять, а беглых — приговорить либо к каторжным работам на рудниках, либо к растерзанию зверями в амфитеатре. Шокирует обыденность телесных наказаний домашней прислуги, о которой свидетельствуют строки высеченного в камне прайс-листа некой муниципальной службы исполнения наказаний, сохранившиеся в городе Путеолы
[27] близ Неаполя. Порка кнутом, включая доставку скамьи для привязывания раба, стоила всего четыре сестерция, то есть несколько хлебов (AE 1971, 88). Историк Диодор Сицилийский (I век до н. э.) описывает, как на рудниках надсмотрщики побоями принуждают осужденных продолжать работы в подземных шахтах и днем и ночью, пока труд не доведет их до смерти, которая, впрочем, для них предпочтительнее, нежели жизнь в этих ужасных условиях (Историческая библиотека, V.38.1).
