Я проклинала себя за то, что не последовала за ним, когда была такая возможность. Он ускользнул и забрал с собой все ответы. Хотя не все так безнадежно. С колотящимся сердцем я вскочила и рывком выдвинула ящик прикроватной тумбочки. На дне его сверкнул металл. Незнакомец допустил одну огромную ошибку – уронил свой нож. Однажды кто-нибудь обязательно узнает такой необычный клинок.
Мои мысли пришли в относительный порядок. Это то, что было нужно. Теперь можно перестать воскрешать в памяти эту ужасную ночь и занять себя чем-нибудь другим.
Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы отогнать очередную волну подступающих слез, я пообещала себе отыскать незнакомца и узнать, кто он, чем занимается и откуда знал мою сестру.
Если это он забрал у меня Витторию, я заставлю его заплатить собственной жизнью.
Семь
Как я ни старалась замедлить время, со дня похорон сестры пролетели уже три недели. Три недели я пролежала на ее кровати в нашей комнате, рыдая в простыни, уже почти утратившие запах лаванды и белого шалфея – ее запах.
В некоторые дни я спускалась на первый этаж и садилась перед камином на кухне, смотрела на пламя и представляла, как сгораю в нем. Но не так, как наши предки. Ярость и жажда отмщения медленно пожирали меня, превращая в пепел ту, кем я когда-то являлась.
Временами только гнев и напоминал мне о том, что я еще жива. Сегодня вечером после ужина бабушка раз за разом бросала на меня встревоженный взгляд и, перелистывая семейный гримуар, нашептывала заговоры на здоровье и благополучие. Ей была непонятна поглотившая меня ненависть.
Жажда мести стала частью меня, такой же жизненно важной и незаменимой, как сердце или легкие. В течение дня я была примерной дочерью, но как только наступал вечер, отправлялась бродить по улицам в поисках способа исправить чудовищную несправедливость. Никто не знал таинственного незнакомца и не видел прежде его смертоносного кинжала. Впрочем, возможно, люди не хотели говорить о нем из страха. День за днем гнев лишь усиливался.
Темноволосый знал ответы на мои вопросы. И я уже почти потеряла терпение. Начала молиться богине смерти и жестокости, обещая ей все что угодно взамен на помощь в его поисках.
Но богиня не отвечала.
– Добрый вечер, бабушка. – Я положила комплект кухонных ножей на стол и присела. Родители настаивали, чтобы я каждый день проводила пару часов в ресторане. Как бы ни скорбели по Виттории, мы не могли позволить себе закрыть ресторан больше, чем на неделю. А дальше, хотели мы или нет, жизнь продолжалась. Мама по-прежнему, так же как и я, плакала без конца, и папа справлялся с горем не намного лучше, но они притворялись сильными ради меня. А я ради них приходила в ресторан и резала овощи, прежде чем снова погрузиться в печаль.
– Эмилия, передай мне, пожалуйста, воск и засушенные лепестки.
Немного воска и крошечная баночка с лепестками обнаружились в боковом ящике. Бабушка снова делала заговоренные свечи и, судя по цветам (белый, золотой и бледно-лиловый) заклинаний было несколько: на ясновидение, на удачу и для покоя.
Но в этом месяце покоя не знал никто из нас. Полиция связала убийство моей сестры с двумя другими жертвами. Оказалось, что их сердца так же были вырезаны, но подозреваемых и зацепок по-прежнему не было. Офицеры клялись, что занимаются этим делом со всем возможным рвением. Но пришли к нам для выяснения обстоятельств лишь однажды, в самом начале, и с тех пор не появлялись больше ни дома, ни в ресторане и вопросов не задавали. Девушки умерли, жизнь продолжалась. Так устроен мир. Или так просто принято считать.
Никого не волновало, что Витторию выпотрошили словно животное. Кое-где даже шептались, что возможно она это заслужила, вела себя слишком вызывающе, самоуверенно, нагло и напросилась сама. Будь она поспокойнее и попокладистее, возможно до сих пор была бы жива. Можно подумать, кто-то вообще может заслуживать смерти, тем более такой жестокой.
Когда сплетники нашли другой предмет для обсуждения, мы испытали некоторое облегчение. Мои близкие хотели оплакать сестру, не привлекая пристального внимания соседей и полиции.
Шумные торговцы с рыночной площади приходили в наш ресторан, ели за нашими столами, в надежде выведать хоть что-нибудь, но наша семья давно в совершенстве овладела искусством хранить секреты.
– Клаудиа заглядывала, – сказала бабушка, прервав мои бесконечные раздумья, – снова.
Я вздохнула. Представляю, в каком отчаянии находилась моя подруга, если осмелилась заговорить с бабушкой. Семья Клаудии практикует темную магию, к тому же нам нельзя общаться друг с другом из соображений безопасности. Поэтому наша дружба с самых ранних лет была источником напряжения для обеих семей. Звучит ужасно, но я избегала ее последнее время, так как еще не была готова разделить с кем-то свое горе и слезы.
– Зайду к ней как-нибудь.
– Угу.
Я проследила взглядом, как бабушка повесила котел над очагом, вдыхая аромат смеси различных трав. Раньше мне нравилось наблюдать, как она этим занимается, а теперь мне с трудом удавалось вынести это зрелище из-за мыслей о сестре и временах, когда она упрашивала бабушку сварить особое мыло или крем.
Виттория любила создавать ароматы не меньше, чем я смешивать ингредиенты для соуса. Часто садилась на это самое место и, склонив голову над очередным секретным зельем, собирала нотку за ноткой в очередной восхитительный парфюм. Обычно цветочный с оттенком цитруса. А еще сестра часто добавляла что-нибудь пряное для гармонии. Восторженная создательница заставляла нас пользоваться новым творением до боли в носу. Как-то осенью она соединила в одном флаконе красный апельсин, корицу и гранат, и, клянусь, я даже смотреть на него больше не могу. Слишком тяжелые воспоминания…
Я подошла к бабушке и поцеловала ее.
– Доброй ночи.
Она глубоко вдохнула, словно собиралась сказать в ответ что-нибудь мудрое или утешительное, но вместо этого лишь грустно улыбнулась.
– Спокойной ночи, девочка моя, приятных снов.
Поднявшись по лестнице, я оказалась в нашей пустой и тихой комнате, которая когда-то была наполнена радостью и смехом. Возможно, стоило бы вернуться вниз и заставить себя смотреть, как бабушка делает заговоренные свечи, но веки наливались тяжестью, а в сердце была одна печаль.
Я выскользнула из муслинового платья и надела тонкую ночную рубашку, стараясь не думать о том, что у Виттории была точно такая же. Только на моей ленточки были голубыми, а на ее – бледно-розовыми. Воздух был по-летнему горячим. Впереди меня ждала еще одна бессонная и беспокойная ночь. Я босиком прошлепала к окну и распахнула его.
Вид городских крыш напомнил мне о том, что где-то неподалеку наверняка бродит убийца. Возможно, он выслеживает очередную жертву. Неподалеку завыл волк. Мне не показалось. Монотонный зловещий звук повис в воздухе, наводя ужас.
Торопясь вернуться в постель, я уронила стакан с водой. Жидкость разлилась по полу и через щель потекла в тайник, о котором я совершенно забыла. Виттория хранила там всякую всячину: засушенные цветы, записки от влюбленных в нее парней, очередные созданные ею ароматы и дневник.
