— Кени, ты просто надо мной смеёшься, — уверенно сделала вывод Ленка.
— Ничего подобного, — отказался я, — именно так оно и есть. Не веришь мне, давай спросим у Джованни.
Мы завертели головами. Джованни нигде не было видно. Мало того, куда-то испарился и Фабио. Наш незаметный Фабио стал окончательно незаметным, вплоть до полного исчезновения.
— Куда он делся? — удивлённо спросила Ленка.
— Не знаю, — задумчиво сказал я. — Как-то странно это. Мы же никуда не перемещались, они нас просто покрутили и к стенке отодвинули.
— Что делать будем?
— Мне как-то не хочется здесь гулять без провожатого и без знания языка. И мне не нравится, что он так внезапно исчез. Вместе с нашим телохранителем, и вместе с мифическим балконом.
— Ты, Кени, параноик, — заметила Ленка.
— Ну да, — согласился я, — я всеми силами развиваю в себе это полезное качество. Давай-ка лучше выбираться отсюда. Вон там в торце площади, по-моему, есть выход на какую-то большую улицу. Доберёмся дотуда, а там уже можно будет найти такси. И держись за меня, а то здесь запросто можно потеряться. Как наш Джованни.
Мы двинулись в сторону южного торца площади, протискиваясь через ряженую толпу. Карнавальное шествие в основном двигалось вместе с повозками, обходя площадь по кругу, хотя многие откололись от основного потока и небольшими группами двигались в разных направлениях, создавая эффект броуновского движения. Разговаривать было практически невозможно — люди пели, кричали, смеялись, играли на музыкальных инструментах, и всё это временами сливалось в чудовищную какофонию.
Уйти далеко не получилось. На полдороге на нас опять налетела толпа. Вновь замелькали вокруг какие-то рожи, закрутились цветные ленты, кто-то задудел прямо над ухом. Меня толкнули в спину, потом в бок, потом мы завертелись, и совершенно неожиданно оказались в узком проходе между домами — даже не в переулке, просто в щели. Я проверил карман — бумажник был на месте, похоже, мы ничего не потеряли. И не приобрели — на этот раз Ленке леденца не досталось. Зато в паре сажен от нас стояла группа из четверых личностей довольно бандитского вида, которые с ухмылками наставили на нас револьверы. Сюжет, больше подходящий для плохого приключенческого романа — если представится случай, я, пожалуй, попеняю автору за дурновкусие. Я оглянулся назад — выход из прохода перекрывала та же ряженая толпа, которая пела и плясала, и при этом почему-то совершенно не замечала банду, которая совсем не собиралась прятаться и открыто демонстрировала своё оружие. Ряженые надёжно перекрывали нам выход, и своими плясками и песнями полностью маскировали происходящее в переулочке. Прорваться через них было совершенно невозможно.
Один из бандитов, по всей видимости, главарь, ухмыльнулся мне и заявил:
— Vieni con noi
[33].
— Nos non loqui Italica
[34], — ответил я, пожав плечами.
Бандиты переглянулись между собой, затем трое посмотрели на четвёртого — единственного обладателя более или менее приличной физиономии. Тот вздохнул и перевёл:
— Venis nobiscum
[35].
Бандит, знающий латынь — как же, верю. Те трое, несомненно, обычные бандиты, а вот этот образованный явно не с ними. Если простолюдины говорят только на итальянском, то в богатых домах используется исключительно латынь. Чем-то это было похоже на наш XIX век, но не совсем — хотя наши дворяне активно использовали французский, в основном они всё же говорили на русском. Французский был скорее модой, чем языком повседневного общения. Более точной аналогией была Англия после норманнского завоевания — там норманнские дворяне говорили исключительно по-французски, чаще всего вообще не зная английского, который был языком простолюдинов. Так же и здесь — тот, кто знал латынь, был либо священником, либо дворянином, либо кем-то из их слуг. И нетрудно было сделать вывод, что наш знаток латыни и есть главный в этой компании.
— Quid enim
[36]? — спросил я.
— Silentium, aliter erit malum
[37], — пригрозил он.
— Monere debeo…
[38] — начал я.
— Tace!
[39], — прервал он меня. — Abeamus. Celer!
[40].
Мы переглянулись с Ленкой. Мы всегда носим с собой ножи, и если бы выход не был перекрыт, то можно было бы попробовать подраться. Однако ряженые явно работали вместе с этой бандой, и против такой толпы у нас не было ни малейших шансов. Мы дружно вздохнули и двинулись по замусоренному переулку. Главный шёл впереди, а трое бандитов с револьверами пристроились за нами.
На середине пути где-то вверху стукнула оконная рама и перед нами упало что-то вроде жестяной банки. Главный вполголоса выругался и посмотрел вверх. Я тоже поднял глаза, но понять, откуда бросили мусор было невозможно. Собственно, мне было совсем неинтересно знать, кто там мусорит, зато я успел заметить одну очень важную вещь: когда банка упала, главный бандит рефлекторно построил конструкт.
«Он Владеющий», — передал я Ленке, и она едва заметно кивнула. Его спина просто провоцировала воткнуть в неё нож, но для этого надо было хотя бы ненадолго отвлечь тех троих сзади. Однако такой возможности нам так и не представилось — совсем скоро мы дошли до конца переулка. Выход из него полностью перекрывала машина — что-то вроде микроавтобуса, — и дверь была уже открыта. Интересные тут уличные бандиты — впрочем, с самого начала было ясно, что уличными бандитами тут и не пахнет. Само похищение с участием группы ряженых уже говорило о серьёзной операции, разработанной профессионалами, а такое своевременное исчезновение наших переводчика и телохранителя намекало на то, что им просто приказали это сделать. Сейчас нам надо бы понять, кто и зачем затеял наше похищение, и почему этот кто-то считает, что это сойдёт ему с рук. В этом как раз и состоит главная странность — у нашей матери хватит возможностей и папу призвать к ответу, и нужно быть очень наивным, чтобы верить, что она не сумеет раскопать это дело и найти настоящего виновника. Для этого нужно быть полным дураком, но дурак вряд ли смог бы организовать похищение на таком уровне.
* * *
В машине нас усадили вместе; один из бандитов уселся на сиденье напротив, лицом к нам. Ещё один сел у нас за спиной, а главный уселся на боковое сиденье, контролируя всех. Последний бандит оказался водителем.
