— Тем не менее вас можно считать имперским дворянином, — продолжал папа.
— В какой-то мере, ваше святейшество, — не стал спорить я.
— Как вы относитесь к имперским титулам, шевалье? — спросил он, по-прежнему глядя в окно.
Кажется, у меня появился шанс и в самом деле стать имперским дворянином.
— Зависит от того, стоит ли что-то за титулом, ваше святейшество, — осторожно ответил я. — Если дворянин ради пропитания вынужден ходить за плугом, то это всего лишь землепашец, и неважно, что на стене его хижины висит отцовская шпага.
Папа издал неопределённый звук — хочется верить, что он не поперхнулся от моей наглости. А может, просто представил меня в посконной рубахе, идущим за плугом. Наконец, папа отвернулся от окна и пристально на меня посмотрел.
— В нашем Дерптском епископстве есть баронство Раппин, которое нуждается в крепкой руке. Оно как раз граничит с новгородскими землями.
Я склонился в глубоком поклоне. Торговаться дальше было бы уже не наглостью, а просто глупостью. Разумеется, это в большей степени вознаграждение матери, чем попытка откупиться от меня. Если бы не наша мать, мне вряд ли светило бы что-то большее, чем искреннее извинение и отеческое благословение. Но в любом случае, компенсация весьма щедрая, а остальное не так уж и важно.
— Я думаю, не стоит пересказывать вашей сиятельной матери разные глупые выдумки, — заметил папа.
— Вы в точности озвучили мои мысли, ваше святейшество, — согласился я.
Папа доброжелательно улыбнулся мне, снова превращаясь в доброго дедушку.
— Ну что же, сын мой, благословляю тебя. Мне искренне жаль, что столь многообещающий молодой человек погряз в язычестве, и я надеюсь, что рано или поздно ты найдёшь свой путь к господу.
— Благодарю вас за аудиенцию, ваше святейшество, — поклонился я.
Глава 16
Аббат Доминик Верде упал на колени и приник губами к папскому перстню.
— Ты подвёл меня, мальчик мой, — укоризненно сказал папа.
Аббат молчал, опустив глаза.
— И как же так вышло, Доминик, что такой замечательный план закончился таким оглушительным провалом?
— Они сумели как-то обезвредить наших людей. Слуги рассказали, что они после этого поговорили с кардиналом Скорцезе, который сразу же скрылся.
— Мне странно слышать, что двое детей сумели обезвредить группу вооружённых взрослых. Может быть, твой человек у Скорцезе вовсе не был твоим человеком?
— Мы прорабатываем эту версию, ваше святейшество, — виновато ответил Верде. — Но скорее всего, причина просто в том, что мы были вынуждены полагаться на обычных уличных бандитов. Ценность их, как бойцов, не очень велика.
— Так почему же ты не подыскал кого-нибудь получше, Доминик?
— Гвардейцы слишком бы выделялись, ваше святейшество. Кроме того, исполнителей надо было обязательно ликвидировать после дела, а с гвардейцами это затруднительно. Мы пытались найти наёмников, но все они требовали оплату вперёд и надёжные гарантии безопасности. Ликвидировать их не получилось бы, а свидетелей оставлять было нельзя.
— Вот дети и ликвидировали твоих свидетелей сами, — заметил папа. — В результате я оказался в очень неприятном положении, и к тому же поссорился со Скорцезе. И чтобы избежать скандала, мне пришлось отдать мальчику баронство, на которое у меня были совсем другие планы.
Верде молчал, не смея поднять глаза на папу.
— Ты ведь не хотел бы обсуждать с Милославой Арди похищение её детей, не так ли, Доминик? Вот и я не хотел. Мальчик это прекрасно понимал и выжал меня, как мокрую тряпку. Очень, очень перспективный юноша. В другой ситуации я бы пообщался с ним с удовольствием, но в данном случае удовольствия было мало. Я полагаю, ты понимаешь, мальчик мой, что я немного недоволен?
— Ваше святейшество! — воскликнул Верде. — Позвольте мне искупить свою вину!
— Что ж, у тебя будет такая возможность, — согласился папа. — Я направляю тебя своим представителем в Дерптское епископство. У меня появилось подозрение, что фон Херварт как-то слишком уж подружился со Скорцезе. Присмотри за ним. А заодно пригляди и за этим бойким юношей.
Аббат Верде помрачнел. Ссылка к каким-то дикарям на дальние задворки империи ясно говорила о том, что папа в самом деле очень недоволен, и придётся изрядно потрудиться для того, чтобы вернуться обратно в цивилизацию.
* * *
На следующий день Джованни и Фабио появились у нас как ни в чём не бывало. Предъявлять претензии Фабио я не стал — с тем же успехом можно было делать выговор табуретке, а вот что касается Джованни, то я не стал отказывать себе в удовольствии высказаться:
— О, Джованни, Фабио, какая неожиданная встреча! — приветливо сказал я. — Не думал, что увижу вас снова. Вы так решительно и быстро исчезли.
Переводчик закатил глаза, прижал руку к сердцу и выдал удивительную историю. В ней враги затащили его вместе с Фабио в узкий переулок, но они с Фабио дрались как львы и сразили полдюжины, нет, целую дюжину бандитов, и когда наконец враги были повержены, они с Фабио, изнемогая от ран, кинулись обратно, чтобы защитить нас, но увы! — нас там уже не было. И тогда они из последних сил доползли до канцелярии папы (в этом месте история показалась мне чем-то знакомой… ну конечно! — я тут же вспомнил «Повесть о настоящем человеке») и направили храбрых гвардейцев на наши поиски. Рассказ был расцвечен живописными подробностями, причём Джованни не забывал регулярно взывать к Деве Марии с просьбой засвидетельствовать то, что он говорит чистейшую правду, скажи ведь, Фабио? Фабио меланхолично смотрел вдаль и не реагировал. Я получил истинное удовольствие, слушая это эпическое повествование.
— Великолепная история, Джованни, — сказал я, испытывая некоторое разочарование оттого, что она так быстро закончилась. — У вас присутствует несомненный талант рассказчика. Однако советую вам как можно скорее исповедаться — хотя ложь и не входит в список смертных грехов, она, безусловно, грехом является.
— Я исповедуюсь каждую неделю, — растерянно сказал Джованни.
— В высшей степени похвально, — одобрил я. — Вижу истинного христианина: солгал и тут же исповедался. Как там сказано в Евангелии от Луки? «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Верной дорогой идёте, Джованни! Прямо в рай.
Тот молчал, пытаясь сообразить, упрекнули его или похвалили.
— Но знаете, что я вам скажу, — продолжал я, — мы, пожалуй, в обозримом будущем обойдёмся без прогулок по Риму. Стало быть, в ваших услугах мы не нуждаемся, так что вы можете быть свободны. Прощайте, Джованни, Фабио, желаю вам всяческих успехов, и не забывайте вовремя исповедоваться.
* * *
— И что, ты так папе всё и простил? — недовольным голосом спросила Ленка.
